Николай Алексеевич Некрасов
Русские женщины
КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Покоен, прочен и легок На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли, Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял, Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок Повесил в правый уголок
И - зарыдал... Княгиня-дочь... Куда-то едет в эту ночь...
Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной, Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь... Прости, прости! Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет. Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет Я буду помнить глубоко
В далекой стороне... Не плачу я, но нелегко
С тобой расстаться мне!
О, видит бог!... Но долг другой,
И выше и трудней, Меня зовет... Прости, родной!
Напрасных слез не лей! Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя, Но сталью я одела грудь...
Гордись - я дочь твоя!
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край! И ты... о город роковой,
Гнездо царей... прощай! Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим, Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих, Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых, Любила плеск Невы твоей
В вечерней тишине, И эту площадь перед ней
С героем на коне...
Мне не забыть... Потом, потом
Расскажут нашу быль... А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль Я танцевала... Та рука
Досель мне руку жжет... Ликуй. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .?
Покоен, прочен и легок, Катится городом возок.
Вся в черном, мертвенно-бледна, Княгиня едет в нем одна,
А секретарь отца (в крестах, Чтоб наводить дорогой страх)
С прислугой скачет впереди... Свища бичом, крича: "Пади!"
Ямщик столицу миновал... Далек княгине путь лежал,
Была суровая зима... На каждой станции сама
Выходит путница: "Скорей Перепрягайте лошадей!"
И сыплет щедрою рукой Червонцы челяди ямской.
Но труден путь! В двадцатый день Едва приехали в Тюмень,
Еще скакали десять дней, ?Увидим скоро Енисей,
Сказал княгине секретать. Не ездит так и государь!...?
Вперед! Душа полна тоски,
Дорога всJ трудней, Но грезы мирны и легки
Приснилась юность ей. Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу Невы, Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы, Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит. О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит! Ей ленты алые вплели
В две русские косы, Цветы, наряды принесли
Невиданной красы. Пришел папаша - сед, румян,
К гостям ее зовет: ?Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!? Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей. Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики: Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки... Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем, И детство резвое шутя
Проносится... Потом Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей... Потом опять балы, балы...
Она - хозяйка их, У них сановники, послы,
Весь модный свет у них...
О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?? - Дитя! Мне скучен светский шум, Уйдем скорей, уйдем!
И вот уехала она
С избранником своим. Пред нею чудная страна,
Пред нею - вечный Рим... Ах! чем бы жизнь нам помянуть
Не будь у нас тех дней, Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг. До нас нужды, над нами прав
Ни у кого... Сам-друг Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим; Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим Дворец, развалины, музей..
Как весело притом Делиться мыслию своей
С любимым существом!
Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум, По Ватикану бродишь ты,
Подавлен и угрюм; Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом. Зато как странно поражен
Ты в первый миг потом, Когда, покинув Ватикан,
Вернешься в мир живой, Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой; Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады: ?Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!? Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой, И косу черную как смоль
Римлянке молодой Старуха чешет... Жарок день,
Несносен черни гам, Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.
Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина И полусумрак... Строгих дум
Опять душа полна. Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм, Порфир и яшма под ногой,
И мрамор по стенам...
Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем; Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем... До солнца горною тропой
Взберешься высоко Какое утро пред тобой!
Как дышится легко! Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин Росинки нет... Уйдем под тень
Зонтообразных пинн...
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед, В душе оставили они
Неизгладимый след. Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез, Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..
Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин Забитой, загнанной страны:2
Суровый господин И жалкий труженик-мужик
С понурой головой... Как первый властвовать привык,
Как рабствует второй! Ей снятся группы беняков
На нивах, на лугах, Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах... Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит, Засыпать спутника она
Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два
Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли,
Фонарь внутри него зажгли.
Сам граф подушки поправлял,
Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок
повесил в правый уголок
И зарыдал… Княгиня-дочь…
Куда-то едет в эту ночь…
"Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной, Скажи, что ж
больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь… Прости, прости!
Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет.
Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет
Я буду помнить глубоко
В далекой стороне…
Не плачу я, но нелегко
С тобой расстаться мне!
О, видит бог!… Но долг другой,
И выше и трудней,
Меня зовет…
Прости, родной!
Напрасных слез не лей!
Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя,
Но сталью я одела грудь…
Гордись - я дочь твоя!
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край!
И ты… о город роковой,
Гнездо царей… прощай!
Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим,
Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим.
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих,
Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых,
Любила плеск Невы твоей
В вечерней тишине,
И эту площадь перед ней
С героем на коне…
Мне не забыть… Потом, потом
Расскажут нашу быль…
А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль
Я танцевала… Та рука
Досель мне руку жжет…
Покоен, прочен и легок,
Катится городом возок.
Вся в черном, мертвенно-бледна,
Княгиня едет в нем одна,
А секретарь отца (в крестах,
Чтоб наводить дорогой страх)
С прислугой скачет впереди…
Свища бичом, крича: "Пади!"
Ямщик столицу миновал…
Далек княгине путь лежал,
Была суровая зима…
На каждой станции сама
Выходит путница: "Скорей
Перепрягите лошадей!"
И сыплет щедрою рукой
Червонцы челяди ямской.
Но труден путь! В двадцатый день
Едва приехали в Тюмень,
Еще скакали десять дней,
"Увидим скоро Енисей, -
Сказал княгине секретать. -
Не ездит так и государь!…"
Вперед! Душа полна тоски,
Дорога все трудней,
Но грезы мирны и легки
Приснилась юность ей.
Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу
Обита лестница ковром,
Перед подъездом - львы,
Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит.
О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит!
Ей ленты алые вплели
В две русские косы,
Цветы, наряды принесли
Невиданной красы.
Пришел папаша - сед, румян, -
К гостям ее зовет:
"Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!"
Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней
Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей.
Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики:
Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки…
Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем,
И детство резвое шутя
Проносится… Потом
Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней
Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей…
Потом опять балы, балы…
Она - хозяйка их,
У них сановники, послы,
Весь модный свет у них…
"О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?"
Дитя! Мне скучен светский шум,
Уйдем скорей, уйдем!
И вот уехала она
С избранником своим
Пред нею чудная страна,
Пред нею - вечный Рим…
Ах! чем бы жизнь нам помянуть -
Не будь у нас тех дней,
Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей
И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг.
До нас нужды, над нами прав
Ни у кого… Сам-друг
Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим:
Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим
Дворец, развалины, музей…
Как весело притом
Делиться мыслию своей
С любимым существом!
Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум,
По Ватикану бродишь ты,
Подавлен и угрюм;
Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом.
Зато как странно поражен
Ты в первый миг потом,
Когда, покинув
Ватикан, Вернешься в мир живой,
Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой;
Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады:
Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды! -
Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой,
И косу, черную как смоль,
Римлянке молодой
Старуха чешет… Жарок день,
Несносен черни гам,
Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.
Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем;
Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем…
До солнца горною тропой
Взберешься высоко -
Какое утро пред тобой!
Как дышится легко!
Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин
Росинки нет… Уйдем под тень
Зонтообразных пинн…
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед,
В душе оставили они
Неизгладимый след.
Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез,
Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез.
Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин
Забытой богом стороны:
Суровый господин
И жалкий труженик-мужик
С понурой головой…
Как первый властвовать привык,
Как рабствует второй!
Ей снятся группы беняков
На нивах, на лугах,
Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах…
Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит,
Засыпать спутника она
Вопросами спешит:
"Скажи, ужель весь край таков?
Довольства тени нет?…"
Ты в царстве нищих и рабов! -
Короткий был ответ…
Она проснулась - в руку сон!
Чу, слышен впереди
Печальный звон - кандальный звон!
"Эй, кучер, погоди!"
То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь,
Княгиня деньги им дает, -
"Спасибо, добрый путь!"
Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом,
И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном!
"И та здесь партия была…
Да… нет других путей…
Но след их вьюга замела.
Скорей, ямщик, скорей!…"
Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток;
На триста верст какой-нибудь
Убогий городок, зато как радостно глядишь
На темный ряд домов,
Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов.
Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют.
Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют.
Замерзли окна… огонек
В одном чуть-чуть мелькнул…
Собор… на выезде острог…
Ямщик кнутом махнул:
"Эй вы!" - и нет уж городка,
Последний дом исчез…
Направо - горы и река,
Налево - темный лес…
Кипит больной, усталый ум,
Бессонный до утра,
Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра:
Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму,
И тут же думается ей -
Бог знает почему, -
Что небо звездное - песком
Посыпанный листок,
А месяц - красным сургучом
Оттистнутый кружок…
Пропали горы; началась
Равнина без конца.
Еще мертвей! Не встретит глаз
Живого деревца.
"А вот и тундра!" - говорит
Ямщик, бурят степной.
Княгиня пристально глядит
И думает с тоской:
"Сюда-то жадный человек
За золотом идет!
Оно лежит по руслам рек,
Оно на дне болот.
Трудна добыча на реке,
Болота страшны в зной,
Но хуже, хуже в руднике,
Глубоко под землей!…
Там гробовая тишина,
Там безрассветный мрак…
Зачем, проклятая страна,
Нашел тебя Ермак?…"
Чредой спустилась ночи мгла,
Опять взошла луна.
Княгиня долго не спала,
Тяжелых дум полна…
Уснула… Башня снится ей…
Она вверху стоит;
Знакомый город перед ней
Волнуется, шумит;
К сенатской площади бегут
Несметные толпы:
Чиновный люд, торговый люд,
Разносчики, попы;
Пестреют шляпки, бархат, шелк,
Тулупы, армяки…
Стоял уж там Московский полк,
Пришли еще полки,
Побольше тысячи солдат
Сошлось. Они "ура!" кричат,
Они чего-то ждут…
Народ галдел, народ зевал,
Едва ли сотый понимал,
Что делается тут…
Зато посмеивался в ус,
Лукаво щуря взор,
Знакомый с бурями француз,
Столичный куафер…
Приспели новые полки:
"Сдавайтесь!" - тем кричат.
Ответ им - пули и штыки,
Сдаваться не хотят.
Какой-то бравый генерал,
Влетев в каре, грозиться стал -
С коня снесли его.
Другой приблизился к рядам:
"Прощенье царь дарует вам!"
Убили и того.
Тогда-то пушки навели,
Сам царь скомандовал: "Па-ли!…"
…О, милый!
Жив ли ты?
Княгиня, память потеряв,
Вперед рванулась и стремглав
Упала с высоты.
Пред нею длинный и сырой
Подземный коридор,
У каждой двери часовой,
Все двери на запор.
Прибою волн подобный плеск
Снаружи слышен ей;
Внутри - бряцанье, ружей блеск
При свете фонарей:
Да отдаленный шум шаго
И долгий гул от них,
Да прекрестный бой часов,
Да крики часовых…
С ключами старый и седой,
Усатый инвалид -
"Иди, печальница, за мной!
Ей тихо говорит. -
Я проведу тебя к нему,
Он жив и невредим…"
Она доверилась ему,
Она пошла за ним…
Шли долго, долго… Наконец
Дверь взвизгнула, - и вдруг
Пред нею он… живой мертвец…
Пред нею - бедный друг!
Упав на грудь ему, она
Торопится спросить:
"Скажи, что делать? Я сильна,
Могу я страшно мстить!
Достанет мужества в груди,
Готовность горяча,
Просить ли надо?…" - Не ходи,
Не тронешь палача!
"О милый! что сказал ты? Слов
Не слышу я твоих.
То этот страшный бой часов,
То крики часовых!
Зачем тут третий между нас?…"
Наивен твой вопрос.
"Пора! пробил урочный час!" -
Тот "третий" произнес…
Княгиня вздрогнула, - глядит
Испуганно кругом,
Ей ужас сердце леденит:
Не все тут было сном!…
Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо - Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке,
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык,
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик…
Княгине холодно; в ту ночь
Мороз был нестерпим,
Упали силы; ей невмочь
Бороться больше с ним.
Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей.
Ямщик давно уже не пел,
Не понукал коней,
Передней тройки не слыхать,
"Эй! жив ли ты, ямщик?
Что ты замолк? не вздумай спать!"
Не бойтесь, я привык…
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край - он ей уже знаком,-
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
"Да, это юг! да, это юг!" -
Все взору говорит…
Ни тучки в небе голубом,
Долина вся в цветах,
Все солнцем залито,- на всем,
Внизу и на горах,
Печать могучей красоты,
Ликует все вокруг;
Ей солнце, море и цветы
Поют: "Да - это юг!"
В долине между цепью гор
И морем голубым
Она летит во весь опор
С избранником своим.
Дорога их - роскошный сад,
С деревьев льется аромат,
На каждом дереве горит
Румяный, пышный плод;
Сквозь ветви темные сквозит
Лазурь небес и вод;
По морю реют корабли,
Мелькают паруса,
А горы, видные вдали,
Уходят в небеса.
Как чудны краски их! За час
Рубины рдели там,
Теперь заискрился топаз
По белым их хребтам…
Вот вьючный мул идет шажком,
В бубенчиках, в цветах,
За мулом - женщина с венком,
С корзинкою в руках.
Она кричит им: "Добрый путь!"
И, засмеявшись вдруг,
Бросает быстро ей на грудь
Цветок… да. Это юг.
Страна античных, смуглых дев
И вечных роз страна…
Чу! мелодический напев,
Чу! музыка слышна!…
"Да, это юг! да, это юг!
(Поет ей добрый сон.)
Опять с тобой любимый друг,
Опять свободен он!…"
Большинство своих произведений автор посвящал простому народу, поэтому поэма «Русские женщины» занимает особое место в его творчестве. В этот раз главными героями выступили дворяне, жизнь которых круто изменилась из-за политической ситуации в стране. Это произведение повествует о женах декабристов, которые отправились в сибирскую каторгу, чтобы поддержать своих мужей.
Замысел и создание
Однажды Николай Некрасов был представлен Михаилу Сергеевичу Волконскому, с которым в дальнейшем провел много времени. Они вместе охотились и вели долгие разговоры, из которых великий поэт узнал о непростой судьбе его родителей. Сергей Волконский, отец Михаила, как раз относился к тем декабристам, которые были сосланы в Сибирь на каторгу, а его жена, Мария, последовала вслед за мужем. Сам же Михаил родился и вырос в Забайкалье.Николаю Некрасову была очень интересна тема декабристов, но все свои вопросы с этим человеком он строил так, чтобы не затрагивать политику, а лишь узнать о нравах того места, где долгое время этот человек жил. Поэтом все эти воспоминания он использовал в другой поэме - «Дедушка». Но интерес поэта к этой теме не исчез, а лишь только разгорелся еще больше.
Николай Некрасов стал собирать любой исторический материал, где только могли даваться хоть какие-то сведения о декабристах. Для этого он на все лето уезжает в Карабиху и уже там начинает работу над своей новой поэмой. Первая часть некрасовской поэмы первоначально имело название «Декабристки».
Некрасов не раз говорил своим друзьям, что писать эту поэму очень нелегко, так как постоянно думает о том, чтобы создать такое произведение, которое могло бы пройти любые цензурные запреты. Еще одной проблемой является то, что ему туго приходиться со сбором материалом, так как дворяне стараются совсем не касаться этой темы. Особенно мало материала было по княгине Трубецкой, где пришлось использовать художественный домысел в сцене отъезда и пути настоящей русской женщины. Все лето следующего года поэт посвятил написанию второй главы поэмы. Но из-за того, что исторического материала оказалось очень мало, то исследователи считают описанные события далёкими от того, что было в реальности.
Образ одной из героинь – графини Волконской был воссоздан из небольших записок, которые свято хранил ее сын. Все воспоминания Марии Волконской были написаны на французском языке. Однажды Николаю Некрасову удалось уговорить Сергей Волконского почитать эти записки, а потом он рассказывал в своих воспоминаниях то, как реагировал поэт на все это. Непродолжительное время поэт слушал, но потом вскакивал по несколько раз, нервно подбегал к камину и хватался руками за голову. Сергей Волконский писал:
«… плакал, как ребенок».
По некрасовскому замыслу в поэме должно было быть не две части, а три. В его черновиках даже сохранились наброски этой самой третьей части, где третьим женским образом должна была стать Александра Муравьева. О ней было известно, что в 1832 году эта женщина умерла на Петровском Заводе. Но к сожалению, поэту так и не удалось осуществить этот замысел. Поэтому на сегодняшний день читатель имеет произведение, состоящее из двух глав. Одна, первая, глава посвящена Екатерине Трубецкой. Считается, что она была создана поэтом в 1871 году. Другая часть поэмы, созданная в 1872 году, написана на основе небольших воспоминаний Марии Волконской и ей посвящена.
Поэт задумывал свое произведение как единое целое, но в котором будет несколько героинь. Поэтому вся некрасовская поэма делится на две части:
⇒ «Княгиня Трубецкая».
⇒ «Княгиня Волконская».
Первая часть поэмы начинается с момента прощания очаровательной и образованной княгини Трубецкой со своим отцом. Граф Лаваль так сильно опечален этим расставанием со своей любимой дочерью, что ему не удается даже сдержать слез. И вот уже читатель видит Екатерину Ивановну, которая находится в далеком пути.
В пути княгиня начинает немного дремать и вот перед ней проносятся балы и все праздники, потом ее воспоминания переносят в детство, в родной дом, который уютно расположился на берегу реки. В ее представлениях и живо рисуется первая встреча с ее мужем. Она, молодая и очаровательная девушка, выйдя за князя Трубецкого, становится хозяйкой в его роскошном доме и всех светских приемов, которые в нем проходят. На эти балы и прием съезжаются люди самых наивысочайших рангов: сановники, послы. А после этого они с мужем уезжают за границу, немного отдохнуть на море. Екатерина Ивановна вспоминает всплеск волн и посещение музеев и дворцов.
Так в дороге проходит время Екатерины Ивановны. И вот, спустя два месяца, она все-таки добирается до большого города, где ее ожидает сам губернатор. Он пытается уговорить её задержаться. Но Екатерина Ивановна упорно ждет новый экипаж, чтобы немедленно отправиться дальше в дорогу. Губернатор даже предлагает княгине вернуться домой, пожалеть своего отца. Пытается губернатор и испугать Трубецкую, рисуя ту жизнь, которая ждет ее впереди: каторжники, драки и разбои, короткое лето и долгая зима, которая в этом крае держится целых восемь месяцев.
И когда губернатор понимает, что уже ничего не может испугать и остановить эту женщину, он старается объяснить, что она навсегда лишиться своего дворянского титула и ее дети не будут иметь никаких прав на дворянское наследство. Но Трубецкая готова на все, чтобы лишь только быть рядом с мужем и поддерживать его всегда: и в горе и в радости. И тогда губернатор обещает княгине, что она пойдет к рудникам по этапу, как ходят преступники и присматривать за ней будут казаки. Но она готова и на это. Поражённый губернатор, видя такую силу воли и стойкость женщины, тут же велит подать экипаж Трубецкой и отправляет как можно скорее ее к месту.
Интересна и вторая глава некрасовской поэмы, которая представляет собой записки другой героини с такой же судьбой. Эти записки адресованы внукам княгини. Начинается рассказ с детства Марии Николаевны. С самых ранних лет очаровательная девушка всегда была окружена множеством поклонников. Когда же пришло время выходить замуж, то она прислушалась к совету своего отца - известного генерала Раевского. Так она стала женой Сергея Волконского, которого в ту пору едва знала.
Мария Николаевна вспоминает о том, как однажды, прямо среди ночи, Сергей Григорьевич ее разбудил и попросил о помощи. Они разожгли камин и стали жечь какие-то бумаги. Никаких вопросов женщина не задавала. После этого муж отвез ее к отцу и сам уехал. В то время она ожидала появление ребенка, но очень сильно волновалась и родные пытались всеми способами ее успокоить. Когда же родственники узнали правду о восстании декабристов не могли решиться на то, чтобы рассказать всю правду: ее муж арестован и находится на каторге.
Когда же княгиня узнала правду, то сразу же решила ехать к мужу. И ничего не могло ее остановить. Но самое тяжелое расставание было с маленьким сыном. Она с ним провела всю ночь, пытаясь выпросить у него прощения за такую разлуку. В дороге она встретила и Пушкина, заехав к своей дальней родственнице. И потом опять долгая и тяжелая дорога, которая все-таки окончилась встречей с мужем.
Художественные особенности
Первая глава, посвященная Трубецкой, написана двухсложным размером, ямбом. Она логически делится на две части. В первой части с грустью и печалью рассказывается о том, как девушка прощается с отцом, а во второй ее дорога в Иркутск. Пребывания в дороге оказывается интересным по некрасовской манере изображения: она то спит и ей что-то снится такое, что невозможно отличить от яви, то она грезит просто наяву. Автор пытается показать, что девушка действует на одном порыве.
Но второй части уже нет такого надрыва, а все идет спокойно и ритмично. Теперь поэт использует трехсложный размер, амфибрахий, который необходим автору, чтобы показать разговорный уровень этой части. Меняется и интонация, и даже повествование уже ведется от первого лица. В этой части уже нет никаких отрывочных действий, а все идет плавно, как будто это семейные воспоминания: детство, гордость за отца, выход в свет и замужество. Автор старается придерживаться записок Марии Николаевны, которые сохранились. Поэтому идет такое подробное описание о том, как жили сами декабристы и их семьи в Сибири. Кстати, в первой части этого нет, а вот во второй части и Трубецкая, и Волконская встречаются в дороге и уже вместе добираются до того места, где находятся их мужья.
Свидание жен со своими мужьями – ссыльными как раз и придает всей поэме завершенность. Теперь сюжет становится, как чем-то целым и единым.
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Некрасов Николай
Русские женщины
Николай Алексеевич Некрасов
Русские женщины
КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Покоен, прочен и легок На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли, Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял, Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок Повесил в правый уголок
И – зарыдал... Княгиня-дочь... Куда-то едет в эту ночь...
Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной, Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь... Прости, прости! Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет. Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет Я буду помнить глубоко
В далекой стороне... Не плачу я, но нелегко
С тобой расстаться мне!
О, видит бог!... Но долг другой,
И выше и трудней, Меня зовет... Прости, родной!
Напрасных слез не лей! Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя, Но сталью я одела грудь...
Гордись – я дочь твоя!
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край! И ты... о город роковой,
Гнездо царей... прощай! Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим, Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих, Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых, Любила плеск Невы твоей
В вечерней тишине, И эту площадь перед ней
С героем на коне...
Мне не забыть... Потом, потом
Расскажут нашу быль... А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль Я танцевала... Та рука
Досель мне руку жжет... Ликуй. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .?
Покоен, прочен и легок, Катится городом возок.
Вся в черном, мертвенно-бледна, Княгиня едет в нем одна,
А секретарь отца (в крестах, Чтоб наводить дорогой страх)
С прислугой скачет впереди... Свища бичом, крича: "Пади!"
Ямщик столицу миновал... Далек княгине путь лежал,
Была суровая зима... На каждой станции сама
Выходит путница: "Скорей Перепрягайте лошадей!"
И сыплет щедрою рукой Червонцы челяди ямской.
Но труден путь! В двадцатый день Едва приехали в Тюмень,
Еще скакали десять дней, ?Увидим скоро Енисей,
Сказал княгине секретать. Не ездит так и государь!...?
Вперед! Душа полна тоски,
Дорога всJ трудней, Но грезы мирны и легки
Приснилась юность ей. Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу Невы, Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы, Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит. О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит! Ей ленты алые вплели
В две русские косы, Цветы, наряды принесли
Невиданной красы. Пришел папаша – сед, румян,
К гостям ее зовет: ?Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!? Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей. Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики: Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки... Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем, И детство резвое шутя
Проносится... Потом Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей... Потом опять балы, балы...
Она – хозяйка их, У них сановники, послы,
Весь модный свет у них...
О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?? – Дитя! Мне скучен светский шум, Уйдем скорей, уйдем!
И вот уехала она
С избранником своим. Пред нею чудная страна,
Пред нею – вечный Рим... Ах! чем бы жизнь нам помянуть
Не будь у нас тех дней, Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг. До нас нужды, над нами прав
Ни у кого... Сам-друг Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим; Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим Дворец, развалины, музей..
Как весело притом Делиться мыслию своей
С любимым существом!
Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум, По Ватикану бродишь ты,
Подавлен и угрюм; Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом. Зато как странно поражен
Ты в первый миг потом, Когда, покинув Ватикан,
Вернешься в мир живой, Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой; Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады: ?Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!? Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой, И косу черную как смоль
Римлянке молодой Старуха чешет... Жарок день,
Несносен черни гам, Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.
Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина И полусумрак... Строгих дум
Опять душа полна. Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм, Порфир и яшма под ногой,
И мрамор по стенам...
Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем; Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем... До солнца горною тропой
Взберешься высоко Какое утро пред тобой!
Как дышится легко! Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин Росинки нет... Уйдем под тень
Зонтообразных пинн...
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед, В душе оставили они
Неизгладимый след. Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез, Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..
Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин Забитой, загнанной страны:2
Суровый господин И жалкий труженик-мужик
С понурой головой... Как первый властвовать привык,
Как рабствует второй! Ей снятся группы беняков
На нивах, на лугах, Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах... Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит, Засыпать спутника она
Вопросами спешит: ?Скажи, ужель весь край таков? Довольства тени нет?..? – Ты в царстве нищих и рабов! Короткий был ответ...
Она проснулась – в руку сон!
Чу, слышен впереди Печальный звон – кандальный звон!
Эй, кучер, погоди!? То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь, Княгиня деньги им дает,
Спасибо, добрый путь!? Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом, И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном! ?И та здесь партия была... Да... нет других путей... Но след их вьюга замела. Скорей, ямщик, скорей!..?
Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток; На триста верст какой-нибудь
Убогий городок, Зато как радостно глядишь
На темный ряд домов, Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов. Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют. Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют. Замерзли окна... огонек
В одном чуть-чуть мелькнул... Собор... на выезде острог...
Ямщик кнутом махнул: ?Эй вы!? – и нет уж городка,
Последний дом исчез... Направо – горы и река,
Налево – темный лес...
Кипит больной, усталый ум,
Бессонный до утра, Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра; Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму, И тут же думается ей
Бог знает почему, Что небо звездное – песком
Посыпанный листок, А месяц – красным сургучом
Оттистнутый кружок...
Пропали горы; началась
Равнина без конца. Еще мертвей! Не встретит глаз
Живого деревца. ?А вот и тундра!? – говорит
Ямщик, бурят степной. Княгиня пристально глядит
И думает с тоской: Сюда-то жадный человек
За золотом идет! Оно лежит по руслам рек,
Оно на дне болот. Трудна добыча на реке,
Болота страшны в зной, Но хуже, хуже в руднике,
Глубоко под землей!.. Там гробовая тишина,
Там безрассветный мрак... Зачем, проклятая страна,
Нашел тебя Ермак?..
Чредой спустилась ночи мгла,
Опять взошла луна. Княгиня долго не спала,
Тяжелых дум полна... Уснула... Башня снится ей...
Она вверху стоит; Знакомый город перед ней
Волнуется, шумит; К обширной площади бегут3
Несметные толпы: Чиновный люд, торговый люд,
Разносчики, попы; Пестреют шляпки, бархат, шелк,
Тулупы, армяки... Стоял уж там какой-то полк,4
Пришли еще полки, Побольше тысячи солдат Сошлось. Они "ура!" кричат,
Они чего-то ждут... Народ галдел, народ зевал, Едва ли сотый понимал,
Что делается тут... Зато посмеивался в ус,
Лукаво щуря взор, Знакомый с бурями француз,
Столичный куафер...
Приспели новые полки:
Сдавайтесь!? – тем кричат. Ответ им – пули и штыки,
Сдаваться не хотят. Какой-то бравый генерал, Влетев в каре, грозиться стал
С коня снесли его. Другой приблизился к рядам: ?Прощенье царь дарует вам!?
Убили и того.
Явился сам митрополит
С хоругвями, с крестом: ?Покайтесь, братия! – гласит,
Падите пред царем!? Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ: – Уйди, старик! молись за нас! Тебе здесь дела нет...
Тогда-то пушки навели, Сам царь скомандовал: "Па-ли!.." ?...О, милый! Жив ли ты?? Княгиня, память потеряв, Вперед рванулась и стремглав
Упала с высоты!
Пред нею длинный и сырой
Подземный коридор, У каждой двери часовой,
Все двери на запор. Прибою волн подобный плеск
Снаружи слышен ей; Внутри – бряцанье, ружей блеск
При свете фонарей; Да отдаленный шум шагов
И долгий гул от них, Да прекрестный бой часов,
Да крики часовых...
С ключами старый и седой,
Усатый инвалид?Иди, печальница, за мной!
Ей тихо говорит. Я проведу тебя к нему,
Он жив и невредим...? Она доверилась ему,
Она пошла за ним...
Шли долго, долго... Наконец
Дверь взвизгнула, – и вдруг Пред нею он... живой мертвец...
Пред нею – бедный друг! Упав на грудь ему, она
Торопится спросить: ?Скажи, что делать? Я сильна,
Могу я страшно мстить! Достанет мужества в груди,
Готовность горяча, Просить ли надо?..? – Не ходи,
Не тронешь палача! ?О милый! что сказал ты? Слов
Не слышу я твоих. То этот страшный бой часов,
То крики часовых! Зачем тут третий между нас?..? – Наивен твой вопрос.
Пора! пробил урочный час!? Тот "третий" произнес...
Княгиня вздрогнула – глядит
Испуганно кругом, Ей ужас сердце леденит:
Не всJ тут было сном!..
Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей, Налево был угрюмый лес,
Направо – Енисей. Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах спал, Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал, Да ветер бился и ревел,
Играя на реке, Да инородец где-то пел
На странном языке. Суровым пафосом звучал
Неведомый язык, И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик...
Княгине холодно; в ту ночь
Мороз был нестерпим, Упали силы; ей невмочь
Бороться больше с ним. Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей. Ямщик давно уже не пел,
Не понукал коней, Передней тройки не слыхать,
Эй! жив ли ты, ямщик? Что ты замолк? не вздумай спать!?
– Не бойтесь, я привык...
Летят... Из мерзлого окна
Не видно ничего, Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его! Он волю женщины больной
Мгновенно покорил И, как волшебник, в край иной
Ее переселил. Тот край – он ей уже знаком,
Как прежде неги полн, И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн Ее приветствовал, как друг...
Куда ни поглядит: ?Да, это юг! да, это юг!?
ВсJ взору говорит...
Ни тучки в небе голубом,
Долина вся в цветах, Все солнцем залито, на всем,
Внизу и на горах, Печать могучей красоты,
Ликует все вокруг; Ей солнце, море и цветы
Поют: "Да – это юг!"
В долине между цепью гор
И морем голубым Она летит во весь опор
С избранником своим. Дорога их – роскошный сад,
С деревьев льется аромат, На каждом дереве горит
Румяный, пышный плод; Сквозь ветви темные сквозит
Лазурь небес и вод; По морю реют корабли,
Мелькают паруса, А горы, видные вдали,
Уходят в небеса. Как чудны краски их! За час
Рубины рдели там, Теперь заискрился топаз
По белым их хребтам... Вот вьючный мул идет шажком,
В бубенчиках, в цветах, За мулом – женщина с венком,
С корзинкою в руках. Она кричит им: "Добрый путь!"
И, засмеявшись вдруг, Бросает быстро ей на грудь
Цветок... да! это юг! Страна античных, смуглых дев
И вечных роз страна... Чу! мелодический напев,
Чу! музыка слышна!..
Да, это юг! да, это юг! (Поет ей добрый сон) Опять с тобой любимый друг, Опять свободен он!..?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Уже два месяца почти Бессменно день и ночь в пути
На диво слаженный возок, А всJ конец пути далек!
Княгинин спутник так устал, Что под Иркутском захворал,
Ее в Иркутске встретил сам
Начальник городской; Как мощи сух, как палка прям,
Высокий и седой. Сползла с плеча его доха,
Под ней – кресты, мундир, На шляпе – перья петуха.
Почтенный бригадир, Ругнув за что-то ямщика,
Поспешно подскочил И дверцы прочного возка
Княгине отворил...
Княгиня (входит в станционный дом)
В Нерчинск! Закладывать скорей!
Губернатор
Пришел я – встретить вас.
Велите ж дать мне лошадей!
Губернатор
Прошу помедлить час. Дорога наша так дурна,
Вам нужно отдохнуть...
Благодарю вас! Я сильна...
Уж недалек мой путь...
Губернатор
Все ж будет верст до восьмисот,
А главная беда: Дорога хуже тут пойдет,
Опасная езда!.. Два слова нужно вам сказать
По службе, – и притом Имел я счастье графа знать,
Семь лет служил при нем. Отец ваш редкий человек
По сердцу, по уму, Запечатлев в душе навек
Признательность к нему, К услугам дочери его
Готов я... весь я ваш...
Но мне не нужно ничего!
(Отворяя дверь в сени.)
Готов ли экипаж?
Губернатор
Покуда я не прикажу,
Его не подадут...
Княгиня Так прикажите ж! Я прошу...
Губернатор
Но есть зацепка тут: С последней почтой прислана
Что же в ней: Уж не вернуться ль я должна?
Губернатор
Да-с, было бы верней.
Да кто ж прислал вам и о чем
Бумагу? что же – там Шутили, что ли, над отцом?
Он всJ устроил сам!
Губернатор
Нет... не решусь я утверждать...
Но путь еще далек...
Так что же даром и болтать!
Готов ли мой возок?
Губернатор
Нет! Я еще не приказал...
Княгиня! здесь я – царь! Садитесь! Я уже сказал.
Что знал я графа встарь, А граф... хоть он вас отпустил,
По доброте своей, Но ваш отъезд его убил...
Вернитесь поскорей!
Нет! что однажды решено
Исполню до конца! Мне вам рассказывать смешно,
Как я люблю отца, Как любит он. Но долг другой,
И выше и святей, Меня зовет. Мучитель мой!
Давайте лошадей!
Губернатор
Позвольте-с. Я согласен сам,
Что дорог каждый час, Но хорошо ль известно вам,
Что ожидает вас? Бесплодна наша сторона,
А та – еще бедней, Короче нашей там весна,
Зима – еще длинней. Да-с, восемь месяцев зима
Там – знаете ли вы? Там люди редки без клейма,
И те душой черствы; На воле рыскают кругом
Там только варнаки; Ужасен там тюремный дом,
Глубоки рудники. Вам не придется с мужем быть
Минуты глаз на глаз: В казарме общей надо жить,
А пища: хлеб да квас. Пять тысяч каторжников там,
Озлоблены судьбой, Заводят драки по ночам,
Убийства и разбой; Короток им и страшен суд,
Грознее нет суда! И вы, княгиня, вечно тут
Свидетельницей... Да! Поверьте, вас не пощадят,
Не сжалится никто! Пускай ваш муж – он виноват...
А вам терпеть... за что?
Ужасна будет, знаю я,
Жизнь мужа моего. Пускай же будет и моя
Не радостней его!
Губернатор
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет! Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед! Ах! вам ли жить в стране такой,
Где воздух у людей Не паром – пылью ледяной
Выходит из ноздрей? Где мрак и холод круглый год,
А в краткие жары Непросыхающих болот
Зловредные пары? Да... страшный край! Оттуда прочь
Бежит и зверь лесной, Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной...
Живут же люди в том краю,
Привыкну я шутя...
Губернатор
Живут? Но молодость свою
Припомните... дитя! Здесь мать – водицей снеговой,
Родив, омоет дочь, Малютку грозной бури вой
Баюкает всю ночь, А будит дикий зверь, рыча
Близ хижины лесной, Да пурга, бешено стуча
В окно, как домовой. С глухих лесов, с пустынных рек
Сбирая дань свою, Окреп туземный человек
С природою в бою, А вы?..
Пусть смерть мне суждена
Мне нечего жалеть!.. Я еду! еду! я должна
Близ мужа умереть.
Губернатор
Да, вы умрете, но сперва
Измучите того, Чья безвозвратно голова
Погибла. Для него Прошу: не ездите туда!
Сноснее одному, Устав от тяжкого труда,
Прийти в свою тюрьму, Прийти – и лечь на голый пол
И с черствым сухарем Заснуть... а добрый сон пришел
И узник стал царем! Летя мечтой к родным, к друзьям,
Увидя вас самих, Проснется он к дневным трудам
И бодр, и сердцем тих, А с вами?.. с вами не знавать
Ему счастливых грез, В себе он будет сознавать
Причину ваших слез.
Ах!.. Эти речи поберечь
Вам лучше для других. Всем вашим пыткам не извлечь
Слезы из глаз моих! Покинув родину, друзей,
Любимого отца, Приняв обет в душе моей
Исполнить до конца Мой долг, – я слез не принесу
В проклятую тюрьму Я гордость, гордость в нем спасу,
Я силы дам ему! Презренье к нашим палачам,
Сознанье правоты Опорой верной будет нам.
Губернатор
Прекрасные мечты! Но их достанет на пять дней.
Не век же вам грустить? Поверьте совести моей,
Захочется вам жить. Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнет, А там балы, блестящий двор,
Свобода и почет. Как знать? Быть может, бог судил...
Понравится другой, Закон вас права не лишил...
Молчите!.. Боже мой!..
Губернатор
Да, откровенно говорю,
Верннтесь лучше в свет.
Благодарю, благодарю
За добрый ваш совет! И прежде был там рай земной,
А нынче этот рай Своей заботливой рукой
Расчистил Николай. Там люди заживо гниют
Ходячие гробы, Мужчины – сборище Иуд,
А женщины – рабы. Что там найду я? Ханжество,
Поруганную честь, Нахальной дряни торжество
И подленькую месть. Нет, в этот вырубленный лес
Меня не заманят, Где были дубы до небес,
А нынче пни торчат! Вернуться? жить среди клевет,
Пустых и темных дел?.. Там места нет, там друга нет
Тому, кто раз прозрел! Нет, нет, я видеть не хочу
Продажных и тупых, Не покажусь я палачу
Свободных и святых. Забыть того, кто нас любил,
Вернуться – всJ простя?..
Губернатор
Но он же вас не пощадил?
Подумайте, дитя: О ком тоска? к кому любовь?
Молчите, генерал!
Губернатор
Когда б не доблестная кровь
Текла в вас – я б молчал. Но если рветесь вы вперед,
Не веря ничему, Быть может, гордость вас спасет...
Достались вы ему С богатством, с именем, с умом,
С доверчивой душой, А он, не думая о том,
Что станется с женой, Увлекся призраком пустым,
И – вот его судьба!.. И что ж?.. бежите вы за ним,
Как жалкая раба!
Нет! я не жалкая раба,
Я женщина, жена! Пускай горька моя судьба
Я буду ей верна! О, если б он меня забыл
Для женщины другой, В моей душе достало б сил
Не быть его рабой! Но знаю: к родине любовь
Соперница моя, И если б нужно было, вновь
Ему простила б я!..
Княгиня кончила... Молчал
Упрямый старичок. ?Ну что ж? Велите, генерал,
Готовить мой возок?? Не отвечая на вопрос,
Смотрел он долго в пол, Потом в раздумье произнес:
– До завтра " и ушел...
Назавтра тот же разговор.
Просил и убеждал, Но получил опять отпор
Почтенный генерал. Все убежденья истощив
И выбившись из сил, Он долго, важен, молчалив,
По комнате ходил И наконец сказал: – Быть так! Вас не спасешь, увы!.. Но знайте: сделав этот шаг, Всего лишитесь вы!
"Да что же мне еще терять??
– За мужем поскакав, Вы отреченье подписать
Должны от ваших прав!
Старик эффектно замолчал,
От этих страшных слов Он, очевидно, пользы ждал.
Но был ответ таков: ?У вас седая голова,
А вы еще дитя! Вам наши кажутся права
Правами – не шутя. Нет! ими я не дорожу,
Возьмите их скорей! Где отреченье? Подпишу!
И живо – лошадей!..?
Губернатор
Бумагу эту подписать!
Да что вы?.. Боже мой! Ведь это значит нищей стать
И женщиной простой! Всему вы скажете прости,
Что вам дано отцом, Что по наследству перейти
Должно бы к вам потом! Права имущества, права
Дворянства потерять! Нет, вы подумайте сперва, Зайду я к вам опять!..
Ушел и не был целый день...
Когда спустилась тьма, Княгиня, слабая как тень,
Пошла к нему сама. Ее не принял генерал:
Хворает тяжело... Пять дней, покуда он хворал,
Мучительных прошло, А на шестой пришел он сам
И круто молвил ей: – Я отпустить не вправе вам,
Княгиня, лошадей! Вас по этапу поведут
С конвоем...
Боже мой! Но так ведь месяцы пройдут
В дороге?..
Губернатор
Да, весной В Нерчинск придете, если вас
Дорога не убьет. Навряд версты четыре в час
Закованный идет; Посередине дня – привал,
С закатом дня – ночлег, А ураган в стели застал
Закапывайся в снег! Да-с, промедленьям нет числа,
Иной упал, ослаб...
Не хорошо я поняла
Что значит ваш этап?
Губернатор
Под караулом казаков
С оружием в руках, Этапом водим мы воров
И каторжных в цепях, Они дорогою шалят,
Того гляди сбегут, Так их канатом прикрутят
Друг к другу – и ведут. Трудненек путь! Да вот-с каков:
Отправится пятьсот, А до нерчинских рудников
И трети не дойдет! Они как мухи мрут в пути,
Особенно зимой... И вам, княгиня, так идти? ..
Вернитесь-ка домой!
О нет! я этого ждала...
Но вы, но вы... злодей!.. Неделя целая прошла...
Нет сердца у людей! Зачем бы разом не сказать?..
Уж шла бы я давно... Велите ж партию сбирать
Иду! мне все равно!..
– Нет! вы поедете!.. – вскричал Нежданно старый генерал,
Закрыв рукой глаза. Как я вас мучил... Боже мой!.. (Из-под руки на ус седой
Скатилася слеза). Простите! да, я мучил вас,
Но мучился и сам, Но строгий я имел приказ
Преграды ставить вам! И разве их не ставил я?
Я делал всJ, что мог, Перед царем душа моя
Чиста, свидетель бог! Острожным жестким сухарем
И жизнью взаперти, Позором, ужасом, трудом
Этапного пути Я вас старался напугать.
Не испугались вы! И хоть бы мне не удержать
На плечах головы, Я не могу, я не хочу
Тиранить больше вас... Я вас в три дня туда домчу...
(Отворяя дверь, кричит.)
Эй! запрягать сейчас!..
Примечания: поэма написана в 1871 году. По месту копирования, со ссылкой на книгу, текст имеет следующие отличия: 1Вместо Поэма стоит Поэма в двух частях 2Строка приведена как Забытой богом стороны 3Строка приведена как К сенатской площади бегут 4Строка приведена как Стоял уж там Московский полк
КНЯГИНЯ М. Н. ВОЛКОНСКАЯ
Бабушкины записки
(1826 – 27 гг.)
Проказники внуки! Сегодня они С прогулки опять воротились: – Нам, бабушка, скучно! В ненастные дни, Когда мы в портретной садились И ты начинала рассказывать нам, Так весело было!.. Родная, Еще что-нибудь расскажи!.. – По углам Уселись. Но их прогнала я: ?Успеете слушать; рассказов моих Достанет на целые томы, Но вы еще глупы: узнаете их, Как будете с жизнью знакомы! Я всJ рассказала доступное вам По вашим ребяческим летам: Идите гулять по полям, по лугам! Идите же... пользуйтесь летом!?
И вот, не желая остаться в долгу У внуков, пишу я записки; Для них я портреты людей берегу, Которые были мне близки, Я им завещаю альбом – и цветы С могилы сестры – Муравьевой, Коллекцию бабочек, флору Читы И виды страны той суровой; Я им завещаю железный браслет... Пускай берегут его свято: В подарок жене его выковал дед Из собственной цепи когда-то...
Родилась я, милые внуки мои, Под Киевом, в тихой деревне; Любимая дочь я была у семьи. Наш род был богатый и древний, Но пуще отец мой возвысил его: Заманчивей славы героя Дороже отчизны – не знал ничего Боец, не любивший покоя. Творя чудеса, девятнадцати лет Он был полковым командиром, Он мужеством добыл и лавры побед И почести, чтимые миром. Воинская слава его началась Персидским и шведским походом, Но память о нем нераздельно слилась С великим двенадцатым годом: Тут жизнь его долгим сраженьем была. Походы мы с ним разделяли И в месяц иной не запомним числа, Когда б за него не дрожали. ?Защитник Смоленска? всегда впереди Опасного дела являлся... Под Лейпцигом раненный, с пулей в груди, Он вновь через сутки сражался, Так летопись жизни его говорит:1 В ряду полководцев России, Покуда отечество наше стоит, Он памятен будет! Витии Отца моего осыпали хвалой, Бессмертным его называя; Жуковский почтил его громкой строфой, Российских вождей прославляя: Под Дашковой личного мужества жар И жертву отца-патриота Поэт воспевает.2 Воинственный дар Являя в сраженьях без счета, Не силой одною врагов побеждал Ваш прадед в борьбе исполинской: 0 нем говорили, что он сочетал С отвагою гений воинский.
Войной озабочен, в семействе своем Отец ни во что не мешался, Но крут был порою; почти божеством Он матери нашей казался, И сам он глубоко привязан был к ней. Отца мы любили – в герое. Окончив походы, в усадьбе своей Он медленно гас на покое. Мы жили в большом подгородном дому. Детей поручив англичанке, Старик отдыхал.3 Я училась всему, Что нужно богатой дворянке. А после уроков бежала я в сад И пела весь день беззаботно, Мой голос был очень хорош, говорят, Отец его слушал охотно; Записки свои приводил он к концу, Читал он газеты, журналы, Пиры задавал; наезжали к отцу Седые, как он, генералы, И шли бесконечные споры тогда; Меж тем молодежь танцевала. Сказать ли вам правду? была я всегда В то время царицею бала: Очей моих томных огонь голубой, И черная с синим отливом Большая коса, и румянец густой На личике смуглом, красивом, И рост мой высокий, и гибкий мой стан, И гордая поступь – пленяли Тогдашних красавцев: гусаров, улан, Что близко с полками стояли. Но слушала я неохотно их лесть... Отец за меня постарался: – Не время ли замуж? Жених уже есть, Он славно под Лейпцигом дрался, Его полюбил государь, наш отец, И дал ему чин генерала. Постарше тебя... а собой молодец, Волконский! Его ты видала На царском смотру... и у нас он бывал, По парку с тобой всJ шатался! ?Да, помню! Высокий такой генерал...? – Он самый! – Старик засмеялся... ?Отец! он так мало со мной говорил!? Заметила я, покраснела... – Ты будешь с ним счастлива! – круто решил Старик, – возражать я не смела...
Прошло две недели – и я под венцом С Сергеем Волконским стояла, Не много я знала его женихом, Не много и мужем узнала, Так мало мы жили под кровлей одной, Так редко друг друга видали! По дальним селеньям, на зимний постой, Бригаду его разбросали, Ее объезжал беспрестанно Сергей. А я между тем расхворалась; В Одессе потом, по совету врачей, Я целое лето купалась; Зимой он приехал за мною туда, С неделю я с ним отдохнула При главной квартире... и снова беда! Однажды я крепко уснула, Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи, Почти на рассвете то было): ?Вставай! поскорее найди мне ключи! Камин затопи!? Я вскочила... Взглянула: встревожен и бледен он был. Камин затопила я живо. Из ящиков муж мой бумаги сносил К камину – и жег торопливо. Иные прочитывал бегло, спеша, Иные бросал, не читая. И я помогала Сергею, дрожа И глубже в огонь их толкая... Потом он сказал: "Мы поедем сейчас", Волос моих нежно касаясь. ВсJ скоро уложено было у нас, И утром, ни с кем не прощаясь, Мы тронулись в путь. Мы скакали три дня, Сергей был угрюм, торопился, Довез до отцовской усадьбы меня И тотчас со мною простился.
Уехал!.. Что значила бледность его И всJ, что в ту ночь совершилось? Зачем не сказал он жене ничего? Недоброе что-то случилось!? Я долго не знала покоя и сна, Сомнения душу терзали: ?Уехал, уехал! опять я одна!..? Родные меня утешали, Отец торопливость его объяснял Каким-нибудь делом случайным: – Куда-нибудь сам император послал Его с поручением тайным, Не плачь! Ты походы делила со мной, Превратности жизни военной Ты знаешь; он скоро вернется домой! Под сердцем залог драгоценный Ты носишь: теперь ты беречься должна! ВсJ кончится ладно, родная; Жена муженька проводила одна, А встретит, ребенка качая!..
Увы! предсказанье его не сбылось! Увидеться с бедной женою И с первенцем-сыном отцу довелось Не здесь – не под кровлей родною!
Как дорого стоил мне первенец мой! Два месяца я прохворала. Измучена телом, убита душой, Я первую няню узнала. Спросила о муже. – Еще не бывал! ?Писал ли?? – И писем нет даже. ?А где мой отец?? – В Петербург ускакал. ?А брат мой?? – Уехал туда же.
Мой муж не приехал, нет даже письма, И брат и отец ускакали, Сказала я матушке. – Еду сама! Довольно, довольно мы ждали!? И как ни старалась упрашивать дочь Старушка, я твердо решилась; Припомнила я ту последнюю ночь И всJ, что тогда совершилось, И ясно сознала, что с мужем моим Недоброе что-то творится...
Стояла весна, по разливам речным Пришлось черепахой тащиться.
Доехала я чуть живая опять. ?Где муж мой?? – отца я спросила. – В Молдавию муж твой ушел воевать. ?Не пишет он?..? Глянул уныло И вышел отец... Недоволен был брат, Прислуга молчала, вздыхая. Заметила я, что со мною хитрят, Заботливо что-то скрывая; Ссылаясь на то, что мне нужен покой, Ко мне никого не пускали, Меня окружили какой-то стеной, Мне даже газет не давали! Я вспомнила: много у мужа родных, Пишу – отвечать умоляю. Проходят недели, – ни слова от них! Я плачу, я силы теряю...
Нет чувства мучительней тайной грозы. Я клятвой отца уверяла, Что я не пролью ни единой слезы, И он и кругом всJ молчало! Любя, меня мучил мой бедный отец; Жалея, удваивал горе... Узнала, узнала я всJ наконец!.. Прочла я в самом приговоре, Что был заговорщиком бедный Сергей: Стояли они настороже, Готовя войска к низверженью властей. В вину ему ставилось тоже, Что он... Закружилась моя голова... Я верить глазам не хотела... ?Ужели?..? – в уме не вязались слова: Сергей – и бесчестное дело!
Я помню, сто раз я прочла приговор, Вникая в слова роковые: К отцу побежала, – с отцом разговор Меня успокоил, родные! С души словно камень тяжелый упал. В одном я Сергея винила: Зачем он жене ничего не сказал? Подумав, и то я простила: ?Как мог он болтать? Я была молода, Когда ж он со мной расставался, Я сына под сердцем носила тогда: За мать и дитя он боялся! Так думала я. – Пусть беда велика, Не все потеряла я в мире. Сибирь так ужасна, Сибирь далека, Но люди живут и в Сибири!..?
Всю ночь я горела, мечтая о том, Как буду лелеять Сергея. Под утро глубоким, крепительным сном Уснула – и встала бодрее. Поправилось скоро здоровье мое, Приятельниц я повидала, Нашла я сестру – расспросила ее И горького много узнала! Несчастные люди!.. "ВсJ время Сергей (Сказала сестра) содержался В тюрьме; не видал ни родных, ни друзей... Вчера только с ним повидался Отец. Повидаться с ним можешь и ты: Когда приговор прочитали, Одели их в рубище, сняли кресты, Но право свиданья им дали!.."
Подробностей ряд пропустила я тут... Оставив следы роковые, Доныне о мщенье они вопиют... Не знайте их лучше, родные.
Я в крепость поехала к мужу с сестрой. Пришли мы сперва к "генералу", Потом нас привел генерал пожилой В обширную мрачную залу. ?Дождитесь, княгиня! мы будем сейчас!? Раскланявшись вежливо с нами, Он вышел. С дверей не спускала я глаз. Минуты казались часами. Шаги постепенно смолкали вдали, За ними я мыслью летела. Мне чудилось: связку ключей принесли, И ржавая дверь заскрипела. В угрюмой каморке с железным окном Измученный узник томился. ?Жена к вам приехала!..? Бледный лицом, Он весь задрожал, оживился: ?Жена!..? Коридором он быстро бежал, Довериться слуху не смея...
Вот он!? – громогласно сказал генерал. И я увидала Сергея...
Недаром над ним пронеслася гроза: Морщины на лбу появились, Лицо было мертвенно-бледно, глаза Не так уже ярко светились, Но больше в них было, чем в прежние дни, Той тихой, знакомой печали; С минуту пытливо смотрели они И радостью вдруг заблистали, Казалось, он в душу мою заглянул... Я горько, припав к его груди, Рыдала... Он обнял мея и шепнул: – Здесь есть посторонние люди. Потом он сказал, что полезно ему Узнать добродетель смиренья, Что, впрочем, легко переносит тюрьму, И несколько слов ободренья Прибавил... По комнате важно шагал Свидетель: нам было неловко... Сергей на одежду свою показал: – Поздравь меня, Маша, с обновкой, И тихо прибавил: – Пойми и прости, Глаза засверкали слезою, Но тут соглядатай успел подойти, Он низко поник головою. Я громко сказала: "Да, я не ждала Найти тебя в этой одежде". И тихо шепнула: "Я все поняла. Люблю тебя больше, чем прежде..." – Что делать? И в каторге буду я жить (Покуда мне жить не наскучит). ?Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить? (Ведь каторга нас не разлучит?)?
Политическое самосознание жен декабристов не было развито: деятельность их мужей происходила в тайных обществах, и весть об арестах для родных и близких звучала как гром среди ясного неба.
Но, выполняя свой женский долг, "декабристки" поневоле наполняли его гражданским содержанием. Именно так воспринимали их поступок все – от императора до людей из простого сословия.
Среди этих женщин были: Е. Трубецкая, В.Нарышкина, В. Розен, М. Волконская и др.
Николай I, учинивший расправу над декабристами, понимал, что и неслыханный по дерзости поступок жен бунтовщиков может вызвать сочувствие в обществе, смутить умы. Поэтому он не поскупился на угрозы – только бы удержать женщин от воссоединения с мужьями, посягнувшими на священную царскую власть.
Из дневника М.Волконской:
“Жена, следуя за своим мужем, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женою ссыльного-каторжного, и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защитить ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого неразвитого, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущею равную с ним участь, себе подобно: оскорбления сии могут быть даже насильственные. Закоренелым злодеям не страшны наказания. Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне!
– Ни денежных сумм, ни вещей многоценных с собою взять не дозволено”.
Н.А. Некрасов был восхищен самоотверженностью жен декабристов, их душевной силой. Он знал Михаила Волконского, который позволил ему познакомиться с записками своей матери. Никто не затрагивал эту тему, она являлась запретной.
В характерах жён декабристов проявились главные качества русского женского национального характера – самопожертвование, достоинство, терпение.
Княгиня Трубецкая у Некрасова – обобщенный образ, как и образы других жен декабристов. Поэт наделяет их чертами той героической самоотверженности, тем решительным боевым характером, примеры которого он видел в лучших людях своего времени.
Поэма – гимн благородным духовным порывам, мужеству, стойкости, верности, всепобеждающей силе любви.
Цели урока:
- Познакомить учащихся с исторической основой поэмы Н.А. Некрасова “Русские женщины”.
- Показать величие духа русской женщины при анализе эпизода “Встреча княгини Трубецкой с губернатором Иркутска.
- Обучение выразительному чтению.
Оборудование:
- На доске эпиграф урока
Пленительные образы! Едва ли
В истории какой – нибудь страны
Вы что – нибудь прекраснее встречали
Их имена забыться не должны.Нет! Я не жалкая рыба!
Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба –
Я буду ей верна! Н.А. Некрасов “Русские женщины”
Портреты жён декабристов: Александрины Муравьевой, Марии Волконской, Елизаветы Нарышкиной, Полины Гебль и Камиллы Ле-Дантю.
Музыкальное сопровождение урока, в том числе романс Чуевского “Гори, гори, моя звезда…”
ХОД УРОКА
I. Историческая основа поэмы Н.А. Некрасова “Русские женщины”.
Слово учителя.
Наступило пасмурное утро 14 декабря 1825 года. Солнце в этот короткий зимний день взошло поздно – в девять часов с минутами. Николай мрачно бродил по залам Зимнего дворца. Он знал, что дворец, эта вековая твердыня русского царизма, окружен кольцом серьезного, угрожающего восстания…
Руководители восстания поднялись в этот день рано. Рылеев и его друзья – члены тайного политического общества – вышли в этот день на Сенатскую площадь с оружием в руках. Это были лучшие люди русской земли, верные её сыны.
Но восстание было подавлено. Царь Николай I жестоко расправился с революционерами. Пятеро повешено, 12 сослано в Сибирь, а сколько ещё запорото до смерти и брошено под лед солдат, вышедших на Сенатскую площадь.
Это был подвиг, великий подвиг во имя Родины; бескорыстное стремление помочь русскому народу. Но сегодня мы с вами поведем разговор не о тех, кто вышел на Сенатскую площадь и кто по большой Владимирской дороге шел, закованный в цепи под конвоем солдат, а о тех прекрасных женщинах, которые бросили все: блеск столицы, роскошь, свои успехи в свете и полные самоотречения и огромной духовной силы последовали за мужьями на каторгу. Некрасов назвал их декабристками.
…Под свист и завывание метели мчится возок, уносящий в Сибирь первую из великих женщин – 20-летнюю Муравьеву. Она везет с собой пушкинские послания в Сибирь. Поеживаясь от холода, вспоминает…
Ученики разыгрывают сценку.
Кукушка старинных часов прокуковала 10 раз. В гостиную быстро вошла сестра Наташа.
– К тебе Пушкин приехал!
– Какой, Пушкин? Недоумевая, переспросила Александрина.
– Поэт! Александр Сергеевич! Говорит, что желает видеть тебя по неотложному делу.
– Хорошо. Проводи его сюда.
Пушкин протянул Александрине аккуратно сложенный листок со стихами, она попросила:
– Прочтите сами.
Он сделал молчаливый полупоклон в знак согласия и глухим взволнованным голосом начал:
– “Во глубине руд…” / стихотворение читается на фоне музыки/
Александрина слушала, затаив дыхание. Каждая строка проникала в душу. Она ясно представила, какую радость доставят они там, как ободрят Никиту и его товарищей, и, когда Пушкин закончил, со слезами на глазах тихо и благодарно промолвила:
– У меня нет слов, чтобы выразить вам мою признательность. Ваши стихи будут для них чудесным бальзамом…
Кажется, что особенного сделали эти женщины, уезжая за своими мужьями? А вы постарайтесь перенестись в ту эпоху, когда царила жестокая, черная реакция, когда запрещалось даже писать письма декабристам, произносить их имена. А как страшно трудно было получить разрешение правительства следовать за своим мужем в Сибирь. Но если и оно было получено, то жена – декабристка должна была запомнить горькие слова: “Невинная жена, следуя за мужем – преступником в Сибирь, должна оставаться там до смерти”. Так гласило предписание правительства Николая I.
Дети, рожденные в Сибири, становились крепостными крестьянами; с собой не дозволялось брать ни денежных сумм, ни вещей многоценных. Фактически они ехали в этот суровый край без средств существования. И это было жестко, чудовищно.
Но пламенная любовь женщин, беззаветное желание помочь декабристам все-таки побеждали. Ничто не останавливало княгинь, ещё недавно блиставших в свете. Мария Волконская, Александрина Давыдова, Елизавета Нарышкина, француженки Полина Гебль и Камилла Ле-Дантю, которые добились разрешения поехать в Сибирь, чтобы выйти замуж за “государственных преступников”. У Камиллы было одно объяснение, почему она последовала в Сибирь за Василием Ивановичем: “Я люблю его почти с детства”. Их было 11, этих смелых женщин, бросивших вызов судьбе.
/Играет музыка…/ Выставка портретов женщин – декабристок.
Вглядитесь в эти прекрасные одухотворенные лица.
Александрина Муравьева
Портрет был написан по заказу Муравьевой в первые дни заключения ее мужа в Петропавловскую крепость. На обороте акварели сохранилась надпись Александрины Григорьевны на французском языке: “Моему дорогому Никите”. С тех пор Никита Муравьев не расставался с портретом, который очень точно передавал грустную нежность, благородство и доброту Александрины.
Рассказ ученицы.
Она молча, с полузакрытыми глазами сидела у остывшего камина и уже не могла плакать: горе было слишком огромно.
Не прошло и четырех лет, как она, девятнадцатилетняя, скромная и застенчивая Александрина Чернышова, стала женой Никиты Муравьева, которого страстно и нежно полюбила на всю жизнь.
25 декабря 1825 года, спустя 11 дней после разгрома восстания в Петербурге, Муравьева арестовали. Она с помертвевшим лицом, не веря ушам своим, глядела на мужа. Он упал перед ней на колени:
– Прости, что я не сказал тебе всего. Я бесконечно виноват перед тобой!
Александрина, сдерживая рыдания, подняла мужа, прильнула к нему и прошептала:
– Молчи, молчи…, ты ни в чем не виноват, и что бы тебя не ожидало, я всегда буду с тобой, единственный, бесценный мой, я во всем разделю твою судьбу…
На следующий день Александрина помчалась в Петербург, чтобы, сдав двух своих малышек на попечение свекрови, посвятить себя хлопотам о смягчении участи мужа, добиваться разрешения на пребывание вместе с Никитой там, куда он будет выслан.
Тщетно шеф жандармов Бенкендорф пытался отговорить от поездки эту слабенькую по виду женщину, запугивая её предстоящими бедствиями. Но Александрина была готова пожертвовать всем, лишь бы быть с мужем. Вслед за любимым она поехала в Сибирь, в 16 суток прискакала из Москвы в Иркутск. Душа крепкая, любящая поддерживала её слабые силы. Она была общей любимицей всех сосланных декабристов. Свекровь присылала ей деньги и посылки с вещами, большую часть которых Александрина раздавала нуждающимся. А жизнь самой Александрины была невыносимо тяжела. Она пишет отцу: “Одна маленькая комната, сырая и темная, и такая холодная, что мы все мерзнем в теплых сапогах, и в ватных капорах, и колпаках…”. В Чите у Муравьевых родилась девочка, и она была единственной их отрадой. Осенью 1832 года Александрина Григорьевна простудилась и вскоре умерла, ей было 28 лет. Она хотела, чтобы её похоронили в фамильном склепе, но Бенкендорф просьбу родственников отклонил: “Прибытие праха Муравьевой из Сибири может взбудоражить народ, усилить дух возмущения… Мертвые страшнее живых!..”
А вот перед вами портрет Марии Николаевны Волконской с ребенком на руках. Вглядитесь в эти прекрасные черты.
1 ученица: Марии Раевской было 19 лет, когда она встретилась с 36-летним блестящим генералом Волконским. Молодая жена не знала о событиях, произошедших 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. В ожидании ребенка она жила в деревне. Сын родился 2 января 1826 года, а через неделю мужа арестовали. Тайно от родных Мария Николаевна обратилась к царю с ходатайством о разрешении следовать за мужем. Царь разрешил.
Волконской первой удалось увидеть осужденных декабристов в руднике. Она спустилась туда, её пропустил часовой:
Рыданиям моим часовой уступил,
Как бога я его просила!..
Нельзя без волнения говорить о её встрече с мужем Сергеем Волконским в темноте, душном руднике:
…где плесень узором
Лежала; где тихо струилась вода
И лужами книзу стекала.
2 ученица:
И вот он увидел, увидел меня!
И руки простер ко мне: “Маша!”
И стал обессиленный словно, вдали…
Два ссыльных его поддержали.
По бледным щекам его слезы стекали,
Простертые руки дрожали…
Душе моей милого голоса звук
Мгновенно послал обновленье,
Отраду, надежду, забвение мук,
Отцовской угрозы забвенье!
И с криком: “Иду!” я бежала бегом,
Рванув неожиданно руку,
По узкой доске над зияющим рвом,
Навстречу призывному звуку…
“Иду”… Посылало мне ласку свою
Улыбкой лицо испитое…
И я подбежала… и душу мою
Наполнило чувство святое.
Я только теперь, в руднике роковом,
Увидев оковы на муже моем,
Вполне поняла его муки,
Он много страдал, и умел он страдать!
Невольно перед ним я склонила
Колени – и, прежде чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила.
1 ученица: Почти 30 лет прожила Волконская вместе с мужем на каторге и в ссылке. Об этих годах она написала воспоминания.
На акварельном портрете, выполненном Николаем Бестужевым, Камилла Ле-Дантю , дочь гувернантки – француженки.
Ученица: Шестнадцатилетней девушкой попала она с матерью в богатый дворянский дом генерала Ивашева. Юный сын Ивашева не остался равнодушен к очаровательной девушке. Но разница их общественного положения была так велика, что дочь бедной гувернантки не могла надеяться на брак с наследником родовитой и богатой семьи.
После выступления на Сенатской площади 14 декабря 1825 года Василий Ивашев был осужден на пожизненную каторгу. Камилла долго скрывала свое горе и только весной 1830 года, перенеся тяжелое нервное заболевание, открылась матери. Решение было принято тотчас.
Больших трудов стоило матери Ивашева получать разрешение императора на поездку Камиллы в Сибирь, на совершение брачной церемонии. Наконец преграды преодолены, и осенью 1831 года Камилла прибыла в Петровский Завод, где в то время жили осужденные. Волконская писала об Ивашевой: “Это прекрасное во всех отношениях создание: жениться на ней было большим счастьем для Ивашева”…
В июне 1836 года Ивашевы переехали на поселение в Туринск. Силы молодой женщины к этому времени были уже подорваны.
30 декабря 1839 года Камилла Ивашева скончалась. Ей в ту пору было 36 лет. Василий Петрович так и не смог справиться со своим горем и умер через год после смерти жены.
Сегодня трудно представить себе, чем была Сибирь в те времена: “дно мешка”, “конец света”, “за тридевять земель”. Для самого быстрого курьера – месяц пути. Бездорожье, разливы рек, метели и леденящий душу ужас перед сибирскими каторжниками – убийцами и ворами.
Ученица: Первой – на другой же день – вслед за каторжником – мужем в путь отправилась Екатерина Ивановна Трубецкая . В Красноярске сломалась карета, заболел провожатый. Княгиня продолжает путь одна, в тарантасе. В Иркутске губернатор долго запугивает её, требует – еще раз после столицы! – письменного отречения от всех прав, Трубецкая подписывает его, через несколько дней губернатор объявляет бывшей княгине, что продолжит путь “по канату” вместе с уголовными преступниками. Она соглашается…
Шесть тысяч верст пути позади – и женщина в Благодатском руднике, где муж добывает свинец. Когда Трубецкая сквозь щель тюремного забора увидела мужа в кандалах, в коротком, оборванном и грязном тулупчике, худого и бледного, она упала в обморок. Жизнь Трубецкой была на грани нищеты. Привыкшая к изысканной кухне Трубецкая одно время ела только черный хлеб, запивая квасом. Эта избалованная аристократка ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, так как из своих теплых башмаков сшила шапочку одному из товарищей мужа, чтобы защитить его голову от падающих в шахте обломков породы.
Медленно тянулись в изгнании года. Москва и Петербург становились все более отдаленными воспоминаниями. В 1854 году в Сибири умерла Трубецкая.
Немногие декабристы дожили до амнистии, пришедшей в 1856 году, после 30-летней ссылки. Из 11 женщин, последовавших за мужьями в Сибирь, трое остались здесь навечно. Александрина Муравьева, Камилла Ивашева, Екатерина Трубецкая.
Эта самоотверженность жен декабристов, их душевная сила и привлекли внимание великого русского писателя Николая Алексеевича Некрасова. Он все глубже проникает в недалекое прошлое родной истории, изучает все, что было написано о декабристах, расспрашивает всех, кто может ему что-нибудь о них рассказать и решает писать поэму “Русские женщины”. Он знал, что у сына декабриста Волконского, Михаила Сергеевича, есть “Записки” его матери, и уговорил прочесть ему эти “Записки”.
“В 3 вечера чтение было закончено, – говорил Волконский, – вспоминаю, как при этом Николай Алексеевич по нескольку раз в вечер вскакивал и со словами “довольно, не могу” бежал к камину, садился к нему и, хватаясь руками за голову, плакал, как ребенок”.
С большим подъемом писал он поэму о русских женщинах! Он писал о подвиге, который совершили совсем молодые женщины. Они были избалованы богатством, не привыкли к лишениям, к труду, но это были русские женщины, о которых Некрасов говорил: “в беде не сробеет – спасет”, и когда пришла эта беда, когда надо было решить, как честно и правильно поступить в жизни, ни минуты не колеблясь, пошли они в далекую Сибирь.
– О каких декабристках он рассказал в поэме “Русские женщины”?
/Трубецкой и Волконской/
Как человечески правдивы, волнующи его образы!
Трубецкая и Волконская, как живые, проходят перед нами на страницах поэмы, мы словно слышим их смелые голоса, переживаем вместе с ними их муки и страдания, восхищаемся их твердостью.
II. Анализ эпизода “Встреча княгини Трубецкой с губернатором Иркутска
Дома прочитали главу “Княгиня Трубецкая”.
В начале поэмы “Княгиня Трубецкая” Некрасов рисует точную, хотя и сжатую картину восстания на Сенатской площади.
– Как поэт показывает героизм декабристов, их непреклонность и мужество? (На лицемерные уговоры царя и царских прислужников декабристы отвечают гордым презрением, стойко отражают атаки правительственных войск. “Приспели новые полки…”)
– Поддаются ли восставшие войска лживым уговорам митрополита? (Нет. “Уйди старик! Молись за нас! Тебе здесь дела нет”)
– Что приводит к поражению восставших? (Зверский приказ царя стрелять по восставшим в упор из пушек)
Упоминание о царе никак не могло быть разрешено цензурой, и для печати эту последнюю строчку Некрасову пришлось смягчить: “Раздалось громкое: “Па – ли!”
Создавая образ Трубецкой, Некрасов пользовался скупыми и разрозненными данными. Наиболее существенным источником для него являлись “Записки” Розена.
– С чего начинается поэма? (С описания поездки Трубецкой в Сибирь)
– Что рисуется ей в набегающих в дорожном одиночестве воспоминаниях, в полусне? (Рисуется ей прошлое: блестящая светская жизнь, веселье балов, где она восхищает всех своей красотой, замужество, поездка с мужем за границу, в Италию)
– Но вот Трубецкая очнулась от воспоминаний и грез о былом. Что видит она? (Печальные картины русской действительности).
Некрасов не стремился к зарисовке исторического портрета “декабристок”. Для него “декабристки” – прежде всего передовые русские женщины. Он наделяет своих героинь не только чертами мужества и благородной самоотверженности, но и показывает их горячее сочувствие народу, подчеркивая этим необходимость обращения к народу, от которого декабристы были далеки.
Грезы о былом были не только сладкими, но и тяжелыми, страшными.
– Вспомните описание Трубецкой в тюрьме во время встречи с мужем? (Выразительное чтение диалога).
– Какова Трубецкая в этом эпизоде? (Некрасов изобразил не только ненависть и презрение к царю и светскому обществу, но и готовность Трубецкой к мщению, к борьбе)
Уже два месяца почти.
Бессменно день и ночь в пути.
На диво слаженный возок,
А все конец пути далек!
Княгинин спутник так устал,
Что под Иркутском захворал,
Два дня прождав его, она
Помчалась далее одна…
– Какому событию посвящена 2 часть поэмы? (Встрече княгини и губернатора)
Встреча с иркутским губернатором вырастает в поэме в волнующую драматическую сцену, в которой глубоко рассказывается героический характер русской женщины.
– Что пытается сделать губернатор? (Удержать, показать как опасна поездка в Сибирь, уговорить вернуться обратно)
– Какое будущее рисует Трубецкой Губернатор? (Бесплодна наша сторона, весна короткая, зима длинная /8 месяцев/ люди черствы душой, на воле – одни варнаки /беглые каторжники/ мужа не придется видеть. Губернатор пугает Трубецкую смертью:
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!)
– Боится ли смерти Трубецкая?
(Пусть смерть мне суждена –
Мне нечего жалеть!
Я еду, еду! Я должна
Близ мужа умереть…)
– Что смогла сделать эта хрупкая женщина со страхом смерти?
– А когда губернатор рисует перед ней два пути: Сибирь и Петербург:
Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнет.
А там балы, блестящий двор,
Свобода и почет
Какой путь выбирает она? Что заставило её следовать за мужем, отказываясь от светской благополучной жизни? (Заставляет отказаться та бескорыстная любовь к мужу, которой одарила природа этих милых женщин. И, конечно, долг. Как она могла бросить мужа в такие трудные минуты.) Недаром она восклицает:
Нет! Я не жалкая рыба!
Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба –
Я буду ей верна.
Послушаем волнующие строки поэмы. (Звучит запись текста)
Тогда губернатор, чтобы удержать Трубецкую, использует одно из самых сильных на его взгляд средство.
– Что это за средство? (Вы отреченье подписать должны от ваших прав).
– Почему он считал это самым сильным средством? (Нищей стать, женщиной простой сможет не каждая княгиня)
– Княгине кажется эта причина убедительной? (Нет! Цитирование текста)
Но губернатор и после отречения не дает Трубецкой лошадей. Губернатор говорит, что она пойдет по этапу с каторжниками.
– Какой вы видите Трубецкую в эти минуты? (Решительной, она готова отправиться в трудный путь по этапу вместе с каторжниками в цепях)
– А вы заметили, что и губернатор изменился по отношению к Трубецкой? Чем вызвана эта перемена? (Он покорен её самоотверженностью любовью к мужу. “Из – под руки на ус седой скатилася слеза.”. Он не может больше, да и не хочет тиранить эту смелую женщину. Он дает ей лошадей, чтобы Трубецкая продолжила свой путь)
III. Итоги
Княгиня Трубецкая у Некрасова – обобщенный образ, как и другие жены декабристов. Некрасов наделяет их чертами той героической самоотверженности, тем решительным, боевым характером, примеры которого он видел в лучших людях своего времени.
Пленительные образы! Едва ли
В истории какой-нибудь страны
Вы что-нибудь прекраснее встречали,
Их имена забыться не должны!
Они не забыты и сегодня, в этом заслуга Н.А.Некрасова, обессмертившего этих великих женщин в своей поэме.
Эти хрупкие на вид женщины как могли, облегчали положение мужчин. Готовили на всех еду, стирали, обшивали. Они первыми стали на здешних землях сеять просо, ячмень, гречиху, табак, сажать помидоры и даже вишневые деревья. Но самое главное – писали письма на родину, так как самим декабристам это было строжайше запрещено. И жили они вместе с мужьями в казематах.
“Каземат нас соединил вместе, – вспоминал Бестужев,– дал нам опору друг в друге и, наконец, через наших ангелов – спасителей, дам, соединил нас тем миром, от которого навсегда мы были оторваны политической смертью, соединил нас с родными, дал нам охоту жить…, наконец, дал нам материальные средства к существованию и доставил моральную пищу для духовной нашей жизни”.
Эти великие женщины с особой силой скорби шли в заточение со своими мужьями. Боярыни и княгини, сложившие свой сан, титул, но унесшие с собой силу женской души и великой красоты, закалившиеся в огне и в дыму грубой работы. Они служили своим мужьям – князьям, неся и их, и свою “беду”. И мужья, преклоняя колено перед этой новой для них красотой, мужественно несли кару. Они для своих мужей, как поется в романсе Чуевского, были той звездой, самой заветной, самой прекрасной, лучами которой была озарена их каторжная жизнь.
/Звучит романс “Гори, гори, моя звезда…”/
IV. Домашнее задание
Подготовить устный ответ на вопрос: Что меня привлекло в образах /образе/ декабристок.
