Франсуа VI де Ларошфуко (15 сентября 1613, Париж — 17 марта 1680, Париж), герцог де Ларошфуко — знаменитый французский моралист, принадлежал к древнему французскому роду Ларошфуко. До смерти отца (1650) носил титул принц де Марсийак.

Воспитывался при дворе, с юности замешан был в разные интриги, враждовал с герцогом де Ришелье и только после смерти последнего стал играть видную роль при дворе. Принимал активное участие в движении Фронды и был тяжело ранен. Занимал блестящее положение в обществе, имел множество светских интриг и пережил ряд личных разочарований, оставивших неизгладимый след на его творчестве. В течение долгих лет в его личной жизни играла большую роль герцогиня де Лонгвиль, из любви к которой он не раз отказывался от своих честолюбивых побуждений. Разочарованный в своей привязанности, Ларошфуко стал мрачным мизантропом; единственным его утешением была дружба с мадам де Лафайет, которой он оставался верным до самой смерти. Последние годы Ларошфуко омрачены были разными невзгодами: смертью сына, болезнями.

Наши добродетели - это чаще всего искусно переряженные пороки.

Ларошфуко Франсуа де

Жизнеописание Франсуа де Ларошфуко:

Время, когда жил Франсуа де Ларошфуко, обычно называют "великим веком" французской литературы. Его современниками были Корнель, Расин, Мольер, Лафонтен, Паскаль, Буало. Но жизнь автора "Максим" мало походила на жизнь создателей "Тартюфа", "Федры" или "Поэтического искусства". Да и профессиональным писателем он именовал себя только в шутку, с некоторой долей иронии. В то время как его собратья по перу были вынуждены искать себе знатных покровителей, чтобы существовать, герцог де Ларошфуко часто тяготился особым вниманием, которое оказывал ему король-солнце. Получая большой доход с обширных поместий, он мог не беспокоиться о вознаграждении за свои литературные труды. А когда писатели и критики, его современники, были поглощены жаркими спорами и резкими столкновениями, отстаивая свое понимание драматургических законов, - совсем не о тех и отнюдь не о литературных схватках и баталиях вспоминал на покое и размышлял наш автор. Ларошфуко был не только писателем и не только философом-моралистом, он был военачальником, политическим деятелем. Сама его жизнь, полная приключений, воспринимается ныне как захватывающая повесть. Впрочем, он сам и рассказал ее - в своих "Мемуарах". Род Ларошфуко считался во Франции одним из наиболее древних - он вел свое начало с XI века. Французские короли не раз официально называли сеньоров де Ларошфуко "своими дорогими кузенами" и поручали им почетные должности при дворе. При Франциске I, в XVI в., Ларошфуко получают графский титул, а при Людовике XIII - титул герцога и пэра. Эти высшие титулы делали французского феодала постоянным членом Королевского совета и Парламента и полновластным хозяином в своих владениях, с правом судопроизводства. Франсуа VI герцог де Ларошфуко, до смерти отца (1650) по традиции носивший имя принца де Марсийака, родился 15 сентября 1613 г. в Париже. Его детство прошло в провинции Ангумуа, в замке Вертей, основной резиденции фамилии. Воспитание и обучение принца де Марсийака, равно как и одиннадцати его младших братьев и сестер, было достаточно небрежным. Как и полагалось провинциальным дворянам, он занимался преимущественно охотой и военными упражнениями. Но впоследствии, благодаря занятиям философией и историей, чтению классиков, Ларошфуко, по отзывам современников, становится одним из самых ученых людей в Париже.

В 1630 г. принц де Марсийак появился при дворе, а вскоре принял участие в Тридцатилетней войне. Неосторожные слова о неудачной кампании 1635 г. привели к тому, что, как и некоторые другие дворяне, он был выслан в свои поместья. Там уже несколько лет жил его отец, Франсуа V, попавший в опалу за участие в мятеже герцога Гастона Орлеанского, "постоянного вождя всех заговоров". Юный принц де Марсийак с грустью вспоминал о своем пребывании при дворе, где он принял сторону королевы Анны Австрийской, которую первый министр кардинал Ришелье подозревал в связях с испанским двором, т. е. в государственной измене. Позднее Ларошфуко скажет о своей "естественной ненависти" к Ришелье и о неприятии "ужасного образа его правления": это будет итогом жизненного опыта и сформировавшихся политических взглядов. Пока же он полон рыцарской верности королеве и ее гонимым друзьям. В 1637 г. он возвращается в Париж. Вскоре он помогает мадам де Шеврез, подруге королевы, знаменитой политической авантюристке, бежать в Испанию, за что был заключен в Бастилию. Тут он имел возможность общаться с другими заключенными, среди которых было много знатных дворян, и получил первое политическое воспитание, усвоив мысль, что "несправедливое правление" кардинала Ришелье имело целью лишить аристократию от века данных привилегий и былой политической роли.

4 декабря 1642 г. умирает кардинал Ришелье, а в мае 1643 г. - король Людовик XIII. Регентшей при малолетнем Людовике XIV назначается Анна Австрийская, а во главе Королевского совета неожиданно для всех оказывается кардинал Мазарини, продолжатель дела Ришелье. Воспользовавшись политической неурядицей, феодальная знать требует восстановления отнятых у нее былых прав и привилегий. Марсийак вступает в так называемый заговор Высокомерных (сентябрь 1643 г.), а по раскрытии заговора вновь отправляется в армию. Он сражается под началом первого принца крови, Луи де Бурброна, герцога Энгиенского (с 1646 г. - принца Конде, прозванного впоследствии Великим за победы в Тридцатилетней войне). В эти же годы Марсийак знакомится с сестрой Конде, герцогиней де Лонгвиль, которая вскоре станет одной из вдохновительниц Фронды и долгие годы будет близким другом Ларошфуко.

Марсийак серьезно ранен в одном из сражений и вынужден вернуться в Париж. Пока он воевал, отец купил ему должность губернатора провинции Пуату; губернатор являлся наместником короля в своей провинции: в его руках было сосредоточено все военное и административное управление. Еще до отъезда новоиспеченного губернатора в Пуату кардинал Мазарини пытался привлечь его на свою сторону обещанием так называемых луврских почестей: права табурета его жене (т. е. права сидеть в присутствии королевы) и права въезда во двор Лувра в карете.

Провинция Пуату, как и многие другие провинции, бунтовала: налоги ложились на население невыносимым бременем. Бунт назревал и в Париже. Начиналась Фронда. Интересы парижского парламента, который возглавил Фронду на первом ее этапе, во многом совпадали с интересами знати, примкнувшей к восставшему Парижу. Парламент хотел вернуть себе былую свободу при исполнении своих полномочий, аристократия, пользуясь малолетством короля и всеобщим недовольством, стремилась захватить верховные должности государственного аппарата, чтобы безраздельно распоряжаться страной. Единодушным было желание лишить Мазарини власти и выслать его из Франции как чужеземца. Во главе восставших дворян, которых стали называть фрондерами, оказались самые именитые люди королевства.

1. Чтобы оправдать себя в своих же глазах, мы часто сознаемся, что бессильны достичь чего-то; в действительности же мы не бессильны, а безвольны

2. Читать наставления людям, совершившим поступки, как правило, нас заставляет не доброта, а гордость; их мы укоряем даже не для того, чтобы исправить, а лишь для того, чтобы убедить в нашей собственной непогрешимости

3. Чрезмерно усердный в малом обычно становится неспособным к великому

4. Нам недостает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка

5. Нас радует не то, что нас окружает, а наше отношение к этому, и мы чувствуем себя счастливыми, когда у нас есть то, что мы сами любим, а не то, что другие считают достойным любви

6. Как бы ни гордились люди своими свершениями, последние часто бывают следствием не великих замыслов, а обычного случая

7. Счастье и несчастье человека зависят не только от его судьбы, сколько от его характера

8. Изящество для тела – это то же самое, что здравомыслие для ума

9. Даже самое искусное притворство не поможет долго скрывать любовь, когда она есть, или изображать ее, когда ее нет

10. Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу

11. Ни один человек, перестав любить, не может избежать чувства стыда за прошедшую любовь

12. Любовь несет людям столько же благ, сколько и бед

13. Все жалуются на свою память, но никто не сетует на свой разум

14. Люди не могли бы жить в обществе, если бы у них не было возможности водить друг друга за нос

15. Действительно необыкновенными качествами наделен тот, кто сумел заслужить похвалу своих завистников

16. С такой щедростью, как мы раздаем советы, мы не раздаем больше ничего

17. Чем сильнее мы любим женщину, тем сильнее склонны ее ненавидеть

18. Делая вид, что мы попали в приготовленную для нас ловушку, мы проявляем действительно утонченную хитрость, так как обмануть человека легче всего тогда, когда он хочет обмануть вас

19. Намного легче проявить мудрость в чужих делах, чем в своих собственных

20. Нам легче управлять людьми, чем помешать им управлять нами

21. Природа наделяет нас добродетелями, а помогает их проявить судьба

22. Есть люди, отталкивающие при всех их достоинствах, а есть привлекательные, несмотря на их недостатки

23. Лесть – это фальшивая монета, имеющая хождение только из-за нашего тщеславия

24. Обладать многими достоинствами мало – важно уметь их использовать

25. Достойные люди уважают нас за наши добродетели, толпа же – за благосклонность судьбы

26. Общество часто награждает видимость достоинств, чем сами достоинства

27. Намного полезнее было бы применить все силы нашего разума на то, чтобы достойно переживать несчастья, выпавшие на нашу долю, чем на то, чтобы предугадывать несчастья, которые еще только могут произойти

28. Стремление к славе, боязнь позора, погоня за богатством, жажда устроить жизнь как можно более удобно и приятно, стремление унизить других – вот что зачастую лежит в основе доблести, так восхваляемой людьми

29. Высшая доблесть заключается в том, чтобы совершать в одиночестве то, но что люди решаются только в присутствии многих свидетелей

30. Похвалы за доброту достоин только тот человек, которому достает твердости характера на то, чтобы иной раз быть злым; в противном случае доброта чаще всего говорит лишь о бездеятельности или о недостатке воли

31. Причинять людям зло в большинстве случаев не настолько опасно, как делать им слишком много добра

32. Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они ни для кого не являются обузой

33. Настоящий ловкач – это тот, кто умеет скрывать собственную ловкость

34. Великодушие всем пренебрегает, чтобы завладеть всем

36. Настоящее красноречие – это умение сказать все, что нужно, и не больше, чем нужно

37. Всякий человек, кем бы он ни был, старается напустить на себя такой вид и надеть такую маску, чтобы его приняли за того, кем он хочет казаться; поэтому можно сказать, что общество состоит их одних только масок

38. Величавость – это хитрая уловка тела, изобретенная для того, чтобы скрыть недостатки ума

39. Так называемая щедрость основана обычно на тщеславии, которое нам дороже всего, что мы дарим

40. Люди потому так охотно верят дурному, не стараясь вникнуть в суть, что они тщеславны и ленивы. Им хочется отыскать виноватых, но они не стремятся утруждать себя разбором совершенного проступка

41. Каким бы прозорливым ни был человек, ему не дано постигнуть всего зла, которое он творит

42. Иногда ложь так ловко прикидывается истиной, что не поддаться обману значило бы изменить здравому смыслу

43. Показная простота – это утонченное лицемерие

44. Можно утверждать, что у человеческих характеров, как и у некоторых зданий, несколько фасадов, причем не все они имеют приятный вид

45. Чего мы на самом деле хотим, мы понимаем крайне редко

46. Благодарность большинства людей вызвана тайным желанием добиться еще больших благодеяний

47. Практически все люди расплачиваются за мелкие одолжения, большинство бывает признательными за незначительные, но почти никто не чувствует благодарности за крупные.

48. Каких бы похвал мы ни слышали в свой адрес, мы не находим в них ничего для себя нового

49. Часто мы относимся снисходительно к тем, кто тяготит нас, но ни разу не бываем снисходительны к тем, кому в тягость мы сами

50. Превозносить свои добродетели наедине с самим собою настолько же разумно, насколько глупо похваляться ими перед окружающими

51. В жизни случаются такие ситуации, выпутаться из которых можно только с помощью немалой доли безрассудства

52. Какова причина того, что мы запоминаем во всех деталях то, что с нами произошло, но не в состоянии запомнить, сколько раз мы рассказывали об этом одному и тому же человеку?

53. Огромное удовольствие, с которым мы говорим о себе, должно было бы заронить в наши души подозрение, что собеседники его вовсе не разделяют

54. Сознаваясь в мелких недостатках, мы тем самым пытаемся убедить общество в том, что у нас нет более существенных

55. Чтобы стать великим человеком, нужно уметь ловко пользоваться шансом, который предлагает судьба

56. Здравомыслящими мы считаем лишь тех людей, которые во всем с нами согласны

57. Многие недостатки, если ими умело пользоваться, сверкают ярче любых достоинств

58. Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются

59. С каким бы недоверием мы ни относились к своим собеседникам, нам все же кажется, что с нами они более искренни, чем с другими

60. Трусам, как правило, не дано оценить силу собственного страха

61. Молодым людям обычно кажется, что их поведение естественно, в то время как на самом деле они ведут себя грубо и невоспитанно

62. Люди неглубокого ума часто обсуждают все, что выходит за пределы их понимания

63. Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь – кокетства

64. Ближнему можно дать дельный совет, но нельзя научить его разумному поведению

65. Все, что перестает получаться, перестает и интересовать нас

67. Если тщеславие и не разбивает до основания все наши достоинства, то, во всяком случае, оно их колеблет

68. Часто бывает легче перенести обман, чем услышать о себе всю правду

69. Достоинствам не всегда присуща величавость, однако величавости всегда присущи какие-либо достоинства

70. Величавость так же к лицу добродетели, как драгоценное украшение к лицу красивой женщине

71. В самом смешном положении оказываются те пожилые женщины, которые помнят, что когда-то были привлекательными, но забыли, что давно уже утратили былую красоту

72. За свои самые благородные поступки нам часто приходилось бы краснеть, если бы окружающие знали о наших побуждениях

73. Не способен долгое время нравиться тот, кто умен на один лад

74. Ум служит нам обычно лишь для того, чтобы смело делать глупости

75. Как очарование новизны, так и долгая привычка, при всей противоположности, одинаково мешают нам видеть недостатки наших друзей

76. Влюбленная женщина скорее простит большую нескромность, чем маленькую неверность

77. Ничто так не препятствует естественности, как желание казаться естественным

78. Чистосердечно хвалить добрые дела – значит, до некоторой степени принимать в них участие

79. Вернейший признак высоких добродетелей – от самого рождения не знать зависти

80. Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности

81. О достоинствах человека нужно судить не по его хорошим качествам, а по тому, как он их использует

82. Иногда мы бываем чересчур благодарными, порою расплачиваясь с друзьями за сделанное нам добро, мы еще оставляем их у себя в долгу

83. У нас нашлось бы очень мало страстных желаний, если бы мы точно знали, чего мы хотим

84. Как в любви, так и в дружбе нам чаще доставляет удовольствие то, чего мы не знаем, нежели то, о чем нам известно

85. Мы стараемся вменить себе в заслугу те недостатки, которые не желаем исправлять

87. В серьезных делах необходимо заботиться не столько о том, чтобы создавать благоприятные возможности, сколько о том, чтобы их не упускать

88. То, что думают о нас наши враги, ближе к истине, чем наше собственное мнение

89. Мы и не представляем себе, на что нас могут толкнуть наши страсти

90. Сочувствие врагам, попавшим в беду, чаще всего бывает вызвано не столько добротой, сколько тщеславием: мы сочувствуем им для того, чтобы показать наше над ними превосходство

91. Из недостатков зачастую складываются великие таланты

92. Ничье воображение не способно придумать такого множества противоречивых чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце

93. Подлинную мягкость могут проявлять только люди с твердым характером: у остальных же их кажущаяся мягкость – это, как правило, обычная слабость, которая легко становится озлобленностью

94. Спокойствие нашей души или ее смятение зависит не столько от важных событий нашей жизни, сколько от удачного или неприятного для нас сочетания житейских мелочей

95. Не слишком широкий ум, но здравый в результате не так утомителен для собеседника, нежели ум обширный, однако запутанный

96. Существуют причины, по которым можно питать отвращение к жизни, но нельзя презирать смерть

97. Не стоить думать, что смерть и вблизи покажется нам такой же, какой мы видели ее издали

98. Разум слишком слаб, чтобы при встрече со смертью мы могли на него опереться

99. Таланты, которыми Бог наделил людей, так же разнообразны, как деревья, которыми он украсил землю, и у каждого – особенные свойства и одному лишь ему присущие плоды. Поэтому самое лучшее грушевое дерево не родит даже дрянных яблок, а самый талантливый человек пасует перед делом, хотя и заурядным, но дающимся только тому, кто к этому делу способен. По этой причине сочинять афоризмы, когда не имеешь к этому занятию хотя бы небольшого таланта не менее смехотворно, чем ожидать, что на грядке, где не высажены луковицы, зацветут тюльпаны

100. Мы потому готовы поверить любым рассказам о недостатках наших ближних, что всего легче верить желаемому

101. Надежда и боязнь неразлучны: боязнь всегда полна надежды, надежда всегда полна боязни

102. Не стоит обижаться на людей, утаивших от нас правду: мы и сами постоянно утаиваем ее от себя

103. Конец добра знаменует начало зла, а конец зла – начало добра

104. Философы порицают богатство только потому, что мы плохо им распоряжаемся. От нас одних зависит, как приобретать, как пускать его в ход, не служа при этом пороку. Вместо того, чтобы с помощью богатства поддерживать и питать злодеяния, как с помощью дров питают пламя, мы могли бы отдать его на служение добродетелям, придав им тем самым и блеск, и привлекательность

105. Крушение всех надежд человека приятно всем: и его друзьям, и недругам

106. Окончательно соскучившись, мы перестаем скучать

107. Подлинному самобичеванию подвергает себя только тот, кто никому об этом не сообщает; в противном случае все облегчается тщеславием

108. Мудрый человек счастлив, довольствуясь малым, а глупцу всего мало: вот почему все люди несчастны

109. Ясный разум дает душе то, что здоровье – телу

110. Любовники начинают видеть недостатки своих любовниц, лишь, когда их чувству приходит конец

111. Благоразумие и любовь не созданы друг для друга: по мере того, как растет любовь, уменьшается благоразумие

112. Мудрый человек понимает, что лучше запретить себе увлечение, чем потом с ним бороться

113. Намного полезнее изучать не книги, а людей

114. Как правило, счастье находит счастливого, а несчастье – несчастного

115. Кто любит слишком сильно, тот долго не замечает, что он сам уже не любим

116. Мы браним себя только для того, чтобы нас кто-нибудь похвалил

117. Скрыть наши истинные чувства намного труднее, чем изобразить несуществующие

118. Намного несчастнее тот, кому никто не нравится, чем тот, кто не нравится никому

119. Человек, осознающий, какие беды могли обрушиться на него, тем самым уже в некоторой мере счастлив

120. Тому, кто не нашел покоя в себе, не найти его нигде

121. Человек никогда не бывает настолько несчастным, как ему того хотелось бы

122. Не в нашей воле полюбить или разлюбить, поэтому ни любовник не вправе жаловаться на легкомыслие своей любовницы, ни она - на непостоянство

123. Когда мы перестаем любить, нам доставляет радость, что нам изменяют, так как тем самым нас освобождают от необходимости хранить верность

124. В неудачах наших близких друзей мы находим нечто даже приятное для себя

125. Утратив надежду обнаружить разум у окружающих, мы уже сами не стараемся его хранить.

126. Никто так не торопит других, как лентяи: ублажив собственную лень, они хотят казаться усердными

127. У нас столько же оснований жаловаться на людей, помогающих нам познать себя, как у афинского безумца сетовать на врача, который вылечил его от ложной уверенности, что он – богач

128. Себялюбие наше таково, что его не способен перещеголять ни один льстец

129. Обо всех наших добродетелях можно сказать то же самое, что сказал однажды некий итальянский поэт о порядочных женщинах: чаще всего они просто умело притворяются порядочными

130. В собственных пороках мы сознаемся только под давлением тщеславия

131. Богатые погребальные обряды не столько увековечивают достоинства мертвых, сколько ублажают тщеславие живых

132. Чтобы организовать заговор, нужна непоколебимая отвага, а чтобы стойко переносить опасности войны, достаточно обычного мужества

133. Человек, который никогда не подвергался опасности, не может отвечать за собственную храбрость

134. Людям гораздо легче ограничить свою благодарность, чем свои надежды и желания

135. Подражание всегда несносно, и подделка нам неприятна теми самыми чертами, которые так пленяют в оригинале

136. Глубина нашей скорби об утраченных друзьях сообразна не столько их достоинствам, сколько нашей собственной потребности в этих людях, а также тому, как высоко они оценивали наши добродетели

137. Мы с трудом верим в то, что лежит за пределами нашего кругозора

138. Истинность – вот первооснова и суть красоты и совершенства; прекрасно и совершенно только то, что, обладая всем, чем должно обладать, поистине таково, каким и должно быть

139. Случается, что прекрасные произведения более привлекательны, когда они несовершенны, чем когда слишком закончены

140. Великодушие – это благородное усилие гордости, с помощью которого человек овладевает собой, тем самым овладевая и всем вокруг

141. Леность – это самая непредсказуемая из наших страстей. Несмотря на то, что власть ее над нами неощутима, а ущерб, наносимый ею, глубоко скрыт от наших глаз, нет страсти более пылкой и зловредной. Если мы внимательно присмотримся к ее влиянию, то убедимся, что она неизменно ухитряется завладеть всеми нашими чувствами, желаниями и наслаждениями: она – как рыба-прилипала, останавливающая огромные суда, как мертвый штиль, более опасный для важнейших наших дел, чем любые рифы и штормы. В ленивом покое душа находит тайную усладу, ради которой мы мгновенно забываем о самых пылких наших устремлениях и самых твердых наших намерениях. Наконец, чтобы дать истинное представление об этой страсти, добавим, что леность – это такой сладостный мир души, который утешает ее во всех утратах и заменяет все блага

142. Каждый любит изучать других, но никто не любит быть изученным

143. Какая это скучная болезнь – оберегать собственное здоровье слишком строгим режимом!

144. Большинство женщин сдается не потому, что их страсть так сильна, а потому, что они слабы. По этой причине предприимчивые мужчины всегда имеют такой успех, хотя они вовсе не самые привлекательные

145. Самое верное средство разжечь в другом страсть – это самому хранить холод

146. Верх здравомыслия наименее здравомыслящих людей заключается в умении безропотно следовать разумной указке других

147. Люди стремятся достичь житейских благ и удовольствий за счет своих ближних

148. Скорее всего наскучивает тот, кто убежден, будто он никому не может наскучить

149. Маловероятно, чтобы у нескольких человек были одинаковые стремления, однако необходимо, чтобы стремления каждого из них не противоречили друг другу

150. Все мы, за малыми исключениями, опасаемся предстать перед ближними такими, каковы мы на самом деле

151. Мы много теряем, присваивая манеру, нам чуждую

152. Люди пытаются казаться иными, чем есть на самом деле, вместо того, чтобы стать такими, какими они хотят казаться

153. Многие люди не только готовы отказаться от присущей им манеры держаться ради той, которую считают соответствующей достигнутому положению и сану, - они, еще только мечтая о возвышении, заранее начинают вести себя так, словно уже возвысились. Сколько полковников ведут себя, как маршалы Франции, сколько судейских напускают на себя вид канцлеров, сколько горожанок играют роль герцогинь!

154. Люди думают не о тех словах, которым внимают, а о тех, которые жаждут произнести

155. Говорить о себе и ставить себя в пример нужно как можно реже

156. Благоразумно поступает тот, кто не исчерпывает сам предмета беседы и дает возможность другим что-то еще придумать и досказать

157. С каждым надо разговаривать о близких ему предметах и только тогда, когда это уместно

158. Если сказать нужное слово в нужный момент – большое искусство, то промолчать вовремя - искусство еще большее. Красноречивым молчанием можно иногда выразить согласие, и неодобрение; бывает молчание насмешливое, а бывает и почтительное

159. Обычно люди становятся откровенными из-за тщеславия

160. На свете мало тайн хранимых вечно

161. Великие образцы породили отвратительное количество копий

162. Старики так любят давать хорошие советы, потому что уже не могут подавать дурные примеры

163. Мнения наших врагов о нас гораздо ближе к истине, чем наши собственные мнения

1613-1680 г. Французский писатель.

Франсуа де Ларошфуко

Благодарность большинства людей - не более как скрытое ожидание еще больших благодеяний.

Франсуа де Ларошфуко

Боится презрения лишь тот, кто его заслуживает.

Франсуа де Ларошфуко

Бывает такая любовь, которая в высшем своем проявлении не оставляет места для ревности.

Франсуа де Ларошфуко

В ревности больше себялюбия, чем любви.

Франсуа де Ларошфуко

В серьезных делах следует заботиться не столько о том, чтобы создавать благоприятные возможности, сколько о том, чтобы их не упускать.

Франсуа де Ларошфуко

Все жалуются на недостаточность своей памяти, но никто еще не пожаловался на нехватку здравого смысла.

Франсуа де Ларошфуко

Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум.

Франсуа де Ларошфуко

Все, что перестает удаваться, перестает и привлекать.

Франсуа де Ларошфуко

Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько.

Франсуа де Ларошфуко

Если мы решили никогда не обманывать других, они то и дело будут обманывать нас.

Франсуа де Ларошфуко

Есть довольно много людей, презирающих богатство, но лишь немногие из них смогут расстаться с ним.

Франсуа де Ларошфуко

Желание говорить о себе и выказывать свои недостатки лишь с той стороны, с которой это нам всего выгоднее, - вот главная причина нашей искренности.

Франсуа де Ларошфуко

Зависть всегда продолжается дольше, нежели счастье тех, которым завидуют.

Франсуа де Ларошфуко

Изящество для тела - это то же, что здравый смысл для ума.

Франсуа де Ларошфуко

Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел.

Франсуа де Ларошфуко

Как бы ни была редка истинная любовь, истинная дружба встречается еще реже.

Франсуа де Ларошфуко

Любовь, подобно огню, не знает покоя: она перестает жить, как только перестает надеяться или бороться.

Франсуа де Ларошфуко

Люди, которых мы любим, почти всегда более властны над нашей душой, нежели мы сами.

Франсуа де Ларошфуко

Мы презираем не тех, у кого есть пороки, а тех, у кого нет никаких добродетелей.

Франсуа де Ларошфуко

Мы так привыкли носить маски перед другими, что в конце концов стали носить маски даже перед собой.

Франсуа де Ларошфуко

Наделяет нас достоинствами природа, а помогает их проявить судьба.

Франсуа де Ларошфуко

Насмешка бывает часто признаком скудости ума: она является на помощь, когда недостает хороших доводов.

Франсуа де Ларошфуко

Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь - кокетства.

Франсуа де Ларошфуко

Недостатки иногда более простительны, чем средства, которыми пользуются для того, чтоб их скрыть.

Франсуа де Ларошфуко

Недостатки ума, как и недостатки внешности, с возрастом усугубляются.

Франсуа де Ларошфуко

Недоступность женщин - это один из их нарядов и уборов для увеличения своей красоты.

Франсуа де Ларошфуко

О заслугах человека следует судить не по его великим достоинствам, а по тому, как он их применяет.

Франсуа де Ларошфуко

Обычно счастье приходит к счастливому, а несчастье - к несчастливому.

Франсуа де Ларошфуко

Обычно счастье приходит к счастливому, а несчастье – к несчастному.

Франсуа де Ларошфуко

Пока люди любят, они прощают.

Франсуа де Ларошфуко

Привычка постоянно хитрить - признак ограниченности ума, и почти всегда случается, что прибегающий к хитрости, чтобы прикрыть себя в одном месте, открывается в другом.

Франсуа де Ларошфуко

Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар.

Франсуа де Ларошфуко

Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.

Франсуа де Ларошфуко

Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.

Франсуа де Ларошфуко

Человек никогда не бывает так несчастлив, как ему кажется, или так счастлив, как ему хочется.

Франсуа Ларошфуко

Человек никогда не бывает так счастлив, как ему хочется, и так несчастлив, как ему кажется.

Франсуа де Ларошфуко

Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.

Франсуа де Ларошфуко

Чтобы постичь окружающий нас мир, нужно знать его во всех подробностях, а так как этих подробностей почти бесчисленное множество, то и знания наши всегда поверхностны и несовершенны.

Франсуа де Ларошфуко

Ясный разум даёт душе то, что здоровье телу.

Франсуа де Ларошфуко

Беречь своё здоровье слишком строгим режимом - очень скучная болезнь.

Больше всего оживляют беседу не ум, а доверие.

Большинство женщин сдаётся не потому, что велика их страсть, а потому, что велика их слабость. Поэтому успех обычно имеют предприимчивые мужчины.

Большинство людей в разговорах отвечают не на чужие суждения, а на собственные мысли.

Большинство людей, считающих себя добрыми, только снисходительны или слабы.

Бывают случаи в жизни, выпутаться из которых может помочь только глупость.

В великих делах нужно не столько создавать обстоятельства, как пользоваться теми, какие оказались в наличии.

Великие мысли приходят от великого чувства.

Величавость - это непостижимое свойство тела, изобретённое для того, чтобы скрыть недостатки ума.

В характере человека больше изъянов, чем в его уме.

Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум.

В дружбе и любви мы зачастую бываем счастливы тем, чего не ведаем, нежели тем, что знаем.

Где надежда, там и боязнь: боязнь всегда полна надежды, надежда всегда полна боязни.

Гордость не хочет быть в долгу, а самолюбие не желает расплачиваться.

Дают советы, но не дают благоразумия воспользоваться ими.

Если бы нас не одолевала гордость, мы бы не жаловались на гордость в других.

Если вы хотите иметь врагов, старайтесь превзойти своих друзей.

Если хотите нравиться другим, надо говорить о том, что они любят и что их трогает, избегать споров о вещах им безразличных, редко задавать вопросы и никогда не давать повода думать, что вы умнее.

Есть люди, к которым идут пороки, и другие, которых безобразят даже добродетели.

Есть похвальные упрёки, как есть обличительные похвалы.

Зависть всегда продолжается долее, нежели счастье тех, которым завидуют.

Изящество для тела - это тоже, что здравый смысл для ума.

Иные люди только потому и влюбляются, что наслышаны о любви.

Иные недостатки, если ими умело пользоваться, сверкают ярче любых достоинств.

Истинная любовь похожа на привидение: все о нём говорят, но мало кто видел.

Как бы ни был мир неопределён и разнообразен, ему, однако, всегда присуща некая тайная связь и чёткий порядок, которые создаются провидением, заставляющим каждого занимать своё место и следовать своему назначению.

Как только дурак похвалит нас, он уже не кажется нам так глуп.

Как часто люди пользуются своим умом для совершения глупостей.

Когда пороки покидают нас, мы стараемся уверить себя, что это мы покинули их.

Кто излечивается от любви первым - излечивается всегда полнее.

Кто никогда не совершал безрассудств, тот не так мудр, как ему кажется.

Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособен к великому.

Лесть - это фальшивая монета, находящаяся в обращении благодаря нашему тщеславию.

Лицемерие - это та дань, которую порок принуждён платить добродетели.

Ложь иной раз так ловко прикидывается истиной, что не поддаться обману значило бы изменить здравому смыслу.

Лень незаметно подтачивает наши стремления и достоинства.

Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности.

Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.

Люди злословят обычно не из дурных намерений, а из тщеславия.

Людские ссоры не длились бы так долго, если бы вся вина была на одной стороне.

Любовники только потому не скучают друг с другом, что они всё время говорят о себе.

Любовь, подобно огню, не знает покоя: она перестаёт жить, как только перестаёт надеяться и бояться.

Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума всё замечают и не на что не обижаются.

Люди недалёкие обычно осуждают то, что выходит за пределы их кругозора.

Людские страсти - это всего лишь разные склонности людского себялюбия.

Можно дать другому разумный совет, но нельзя научить его разумному поведению.

Мы редко до конца понимаем, чего мы в действительности хотим.

Мы потому так нетерпимы к чужому тщеславию, что оно уязвляет наше собственное.

Мы охотно сознаёмся в маленьких недостатках, желая этим сказать, что более важных у нас нет.

Мы пытаемся гордиться теми недостатками, от которых не хотим исправиться.

Мы считаем здравомыслящими только тех людей, которые во всём с нами согласны.

Мы смешны не столько теми качествами, которыми обладаем, сколько теми, которые стараемся показать, не имея их.

Мы сознаёмся в своих недостатках только под давлением тщеславия.

Мы чаще всего потому превратно судим о сентенциях, доказывающих лживость людских добродетелей, что наши собственные добродетели всегда кажутся нам истинными.

Нам дарует радость не то, что нас окружает, а наше отношение к окружающему.

Нам приятнее видеть не тех людей, которые нам благодетельствуют, а тех, кому благодетельствуем мы.

Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым.

Нельзя достигнуть высокого положения в обществе, не имея хоть каких-нибудь достоинств.

Не может отвечать за свою храбрость человек, который никогда не подвергался опасности.

Наша мудрость так же подвластна случаю, как и наше богатство.

Не один льстец не льстит так искусно, как самолюбие.

Ненависть и лесть - подводные камни, о которые разбивается истина.

Невозмутимость мудрецов - это всего лишь умение скрывать свои чувства в глубине сердца.

Нет более несносных глупцов, чем те, которые не совсем лишены ума.

Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.

Ничто так не мешает естественности, как желание казаться естественным.

Обладание несколькими пороками мешает нам предаться всецело одному из них.

Одинаково трудно угодить и тому, кто любит очень сильно, и тому, кто совсем не любит.

О достоинствах человека нужно судить не по его хорошим качествам, а потому, как он ими пользуется.

Обмануть человека легче всего, когда он хочет обмануть нас.

Одних своекорыстие ослепляет, другим открывает глаза.

О достоинствах людей мы судим по их отношению к нам.

Порой человек бывает так же мало похож на себя, как и на других.

Потеряв надежду обнаружить разум у окружающих, мы уже и сами не стараемся его сохранить.

Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера.

Привычка постоянно хитрить - признак ограниченности ума, и почти всегда случается, что прибегающий к хитрости, чтобы прикрыть себя в одном месте, раскрывается в другом.

Признак истинного достоинства человека в том, что даже завистники вынуждены хвалить его.

Приличия - это наименее важный из всех законов общества и наиболее чтимый.

Радости и несчастья, которые мы испытываем, зависят не от размеров случившегося, а от нашей чувствительности.

Самое большое зло, какое нам может сделать враг, это приучить наше сердце к ненависти.

Самые смелые и самые разумные люди - это те, которые под любым предлогом избегают мыслей о смерти.

Своим недоверием мы оправдываем чужой обман.

Скрыть наши истинные чувства труднее, чем изображать несуществующие.

Сострадание обессиливает душу.

Суждения наших врагов о нас ближе к истине, чем наши собственные.

Счастливое или несчастливое состояние людей зависит от физиологии не меньше, чем от судьбы.

Счастье никому не кажется таким слепым, как тем, кому оно ни разу не улыбнулось.

Те, кому довелось пережить большие страсти, потом всю жизнь и радуются своему исцелению и горюет о нём.

Только зная наперёд свою судьбу, мы могли бы поручиться за своё поведение.

Только у великих людей бывают великие пороки.

Тот, кто думает, что сможет обойтись без других, сильно ошибается; но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается ещё сильнее.

Умеренность людей, достигших вершины удачи, - это желание казаться выше своей судьбы.

Умный человек может быть влюблён как безумный, но не как дурак.

У нас больше силы, чем воли, и мы часто, для того только, чтобы оправдаться в собственных глазах, находим многое невозможным для нас.

Человек, которому никто не нравится, гораздо более несчастлив, чем тот, который никому не нравится.

Чтобы стать великим человеком, нужно уметь искусно пользоваться всем, что предлагает судьба.

Ясный разум даёт душе то, что здоровье телу.

Франсуа де Ларошфуко

Лaрошфуко Фрaнсуa: "Мaксимы и морaльные рaзмышления" и Тест: "Изречения Ларошфуко"

"Дарования, которыми господь наделил людей, так же разнообразны, как деревья, которыми он украсил землю, и каждое обладает особенными свойствами и приносит лишь ему присущие плоды. Потому-то лучшее грушевое дерево никогда не родит даже самых дрянных яблок, а самый даровитый человек пасует перед делом хотя и заурядным, но дающимся только тому, кто к этому делу способен. И потому сочинять афоризмы, не имея хоть небольшого таланта к занятию такого рода, не менее смехотворно, чем ожидать, что на грядке, где не высажены луковицы, зацветут тюльпаны." - Франсуа де Ларошфуко

"В то время как люди умные умеют выразить многое в немногих словах, люди ограниченные напротив, обладают способностью много говорить - и ничего не сказать." - Ф. Ларошфуко

Франсуа VI де Ларошфуко (фр. François VI, duc de La Rochefoucauld, 15 сентября 1613, Париж — 17 марта 1680, Париж), герцог де Ларошфуко — французский писатель, автор сочинений философско-моралистического характера. Принадлежал к южнофранцузскому роду Ларошфуко. Деятель войн Фронды. При жизни отца (до 1650) носил титул учтивости принц де Марсийак. Правнук того Франсуа де Ларошфуко, который был убит в ночь св. Варфоломея.
Франсуа де Ларошфуко принадлежал к одному из самых знатных дворянских родов Франции. Военная и придворная карьера, к которой его предназначали, не требовала обучения в коллеже. Свои обширные знания Ларошфуко приобрел уже в зрелом возрасте путем самостоятельного чтения. Попав в 1630г. ко двору, он сразу оказался в гуще политических интриг.

Происхождение и семейные традиции определили его ориентацию - он принял сторону королевы Анны Австрийской против кардинала Ришелье, который был ему ненавистен как гонитель старинной аристократии. Участие в борьбе этих далеко не равных сил навлекло на него опалу, высылку в свои владения и кратковременное заключение в Бастилию. После смерти Ришелье (1642) и Людовика XIII (1643) у власти оказался кардинал Мазарини, весьма непопулярный во всех слоях населения. Феодальная знать пыталась вернуть свои утраченные права и влияние. Недовольство правлением Мазарини вылилось в 1648г. в открытое восстание против королевской власти - Фронду. Ларошфуко принял в ней активное участие. Он был тесно связан с самыми высокопоставленными фрондерами - принцем Конде, герцогом де Бофором и другими и мог вблизи наблюдать их нравы, эгоизм, властолюбие, зависть, корысть и вероломство, которые проявились на разных этапах движения. В 1652г. Фронда потерпела окончательное поражение, авторитет королевской власти был восстановлен, а участники Фронды частично куплены уступками и подачками, частично подвергнутые опале и наказанию.

Ларошфуко, в числе последних, вынужден был отправиться в свои владения в Ангумуа. Именно там, вдали от политических интриг и страстей, он начал писать свои "Мемуары", которые первоначально не предназначал для печати. В них он дал неприкрытую картину событий Фронды и характеристику ее участников. В конце 1650-х гг. он вернулся в Париж, был благосклонно принят при дворе, но полностью отошел от политической жизни. В эти годы его все более начинает привлекать литература. В 1662г. вышли без его ведома "Мемуары" в фальсифицированном виде, он опротестовал это издание и выпустил в том же году подлинный текст. Вторая книга Ларошфуко, принесшая ему мировую славу - "Максимы и моральные размышления", - была, как и "Мемуары", издана сначала в искаженном виде помимо воли автора в 1664г. В 1665г. Ларошфуко выпустил первое авторское издание, за которым последовали при его жизни еще четыре. Ларошфуко исправлял и дополнял текст от издания к изданию. Последнее прижизненное издание 1678г. содержало 504 максимы. В посмертных изданиях к ним были добавлены многочисленные неопубликованные, а также исключенные из предыдущих. На русский язык "Максимы" переводились неоднократно.

Литературное наследие

Максимы

Результатом обширного жизненного опыта Ларошфуко явились его «Максимы» (Maximes) - сборник афоризмов, составляющих цельный кодекс житейской философии. Первое издание «Максим» вышло анонимно в 1665 г. Пять изданий, всё более увеличиваемых автором, появились ещё при жизни Ларошфуко. Ларошфуко крайне пессимистически смотрит на природу человека. Основной афоризм Ларошфуко: «Наши добродетели - это чаще всего искусно переряженные пороки.». В основе всех человеческих поступков он усматривает самолюбие, тщеславие и преследование личных интересов. Изображая эти пороки и рисуя портреты честолюбцев и эгоистов, Ларошфуко имеет преимущественно в виду людей своего круга, общий тон его афоризмов - крайне ядовитый. Особенно удаются ему жестокие определения, меткие и острые как стрела, например изречение: «Все мы обладаем достаточной долей христианского терпения, чтобы переносить страдания… других людей». Очень высоко чисто литературное значение «Максим».

Мемуары

Не менее важным трудом Ларошфуко явились его «Мемуары» (Mémoires sur la régence d’Anne d’Autriche), первое издание - 1662 г. Ценнейший источник о временах Фронды.

Историю о подвесках королевы Анны Австрийской, лёгшую в основу романа «Три мушкетера», Александр Дюма взял из «Мемуаров» Франсуа де Ларошфуко. В романе «Двадцать лет спустя» Ларошфуко выведен под своим прежним титулом - принц де Марсийак, как человек, пытающийся убить Арамиса, также пользующегося благосклонностью герцогини де Лонгвиль. Согласно Дюма, даже отцом ребёнка герцогини был не Ларошфуко (как настойчиво утверждали слухи в реальности), а именно Арамис.