Что чичиков посоветовал лакею петрушке. Лакей Петрушка и кучер Селифан. Город N. как действующее лицо поэмы. Фетинья, горничная Коробочки

Самый неоценённый герой русской литературы – пожалуй, гоголевский Петрушка. Слуга Чичикова, второстепенный персонаж поэмы "Мёртвые души". Петрушка, как известно всем, любил читать. Он испытывал искреннюю любовь к слову. Он читал не затем, чтобы узнать новое, получить удовольствие от красоты или бойкости слога, и даже не провести время. Он наслаждался процессом, как таковым: вот они, буквы – складываются в слова, а слова в предложения. Петрушка упивался материалом. Люблю Петрушку. Он брат мой по духу и по восприятию текста.

Есть множество путей добиться грамотности. Как опытные люди сведущи в способах добиться взаимности женщины и охотно рассказывают о своих "секретах" (над которыми так потешаются сами женщины), так и грамотеи приведут немало примеров того, как нужно добиваться взаимности "чёрного ящика", то есть языка. Lingua – слово женского рода. По-моему, это о многом говорит.

Я вырос на тех книгах, которые мой отец приносил раз в месяц из библиотеки автопредприятия, где работал водителем. В основном это были исторические романы. Не думаю, что они находили много читателей среди других водителей. Из толстых томов я почерпнул добрую толику слов, которые по сей день не знаю как произносятся. В моём окружении эти слова не звучали, а в книгах, увы, не ставят знак ударения. Так, например, лет до двенадцати я был уверен, что в слове "римляне" второй слог ударный. Пока добрые люди не указали на ошибку. Кстати, уже много позже я подумал: а ведь "неправильное" произношение на самом деле куда ближе к оригиналу, чем литературное: романский… ромеи.

Но я увлёкся. Итак, о грамотности. Полюбившиеся книги я переписывал в тетрадку. Была такая общая тетрадь в клеточку. И я печатными буквами – как в книге! – переносил в неё кое-какие рассказы Джека Лондона и О. Генри. С абзацами, с "красной" строкой. Вот, помню точно, "Мексиканец" переписал. И "Кусок мяса", кажется. Из О. Генри – "Дороги, которые мы выбираем". Вы спросите, зачем. Ну, во-первых, это сегодня можно купить или скачать из Интернета любую книгу, или почти любую. А в те годы было такое слово "дефицит", и хорошая книга считалась дефицитом. А во-вторых, мне просто нравился сам процесс переписывания.

Задним числом, думаю: вот так, на элементарном уровне, выписывая каждую запятую, выводя безударные гласные в трудных словах, я нарабатывал ту механическую грамотность, которой теперь, худо-бедно, обладаю. Впрочем, способ далеко не нов. Так обучали ещё в школах писцов Древнего Египта и Междуречья. На берегах Хапи переписывали "Странствия Синухе", на глиняных холмах Урука – "Сказание о Гильгамеше". Не новый способ, и, наверное, не оптимальный. Как я уже сказал в самом начале, есть множество других. Просто этот – единственный, в эффективности которого я смог убедиться лично. На собственном опыте.

В глубокую старину, когда ещё существовала устная традиция передачи, например, Вед, забвение одного слова приравнивалось к убийству. И каралось смертью. Сегодня, бывает, слушаешь… и думаешь: скольких же ты, браток, положил за эти считанные минуты… покрошил в капусту... потоптал тяжёлой конницей незнания и глупой самонадеянности.

Опустели глиняные холмы. Ушла в прошлое э-дубба. Ушла и славная традиция переписывания. Вот только я, согнувшись над табличкой, стирая стилос, по-прежнему переписываю свой текст. Вернее, не переписываю – воспроизвожу с образца. Под строгим надзором Господина Старшего Писца.

На другой день Чичиков отправился на обед и вечер к полицеймейстеру, где с трех часов после обеда засели в вист и играли до двух часов ночи. Там, между прочим, он познакомился с помещиком Ноздревым, человеком лет тридцати, разбитным малым, который ему после трех-четырех слов начал говорить «ты». С полицеймейстером и прокурором Ноздрев тоже был на «ты» и обращался по-дружески; но, когда сели играть в большую игру, полицеймейстер и прокурор чрезвычайно внимательно рассматривали его взятки и следили почти за всякою картою, с которой он ходил. На другой день Чичиков провел вечер у председателя палаты, который принимал гостей своих в халате, несколько замасленном, и в том числе двух каких-то дам. Потом был на вечере у вице-губернатора, на большом обеде у откупщика, на небольшом обеде у прокурора, который, впрочем, стоил большого; на закуске после обедни, данной городским главою, которая тоже стоила обеда. Словом, ни одного часа не приходилось ему оставаться дома, и в гостиницу приезжал он с тем только, чтобы заснуть. Приезжий во всем как-то умел найтиться и показал в себе опытного светского человека. О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, – он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о бильярдной игре – и в бильярдной игре не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком. Но замечательно, что он все это умел облекать какою-то степенностью, умел хорошо держать себя. Говорил ни громко, ни тихо, а совершенно так, как следует. Словом, куда ни повороти, был очень порядочный человек. Все чиновники были довольны приездом нового лица. Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный человек; прокурор – что он дельный человек; жандармский полковник говорил, что он ученый человек; председатель палаты – что он знающий и почтенный человек; полицеймейстер – что он почтенный и любезный человек; жена полицеймейстера – что он любезнейший и обходительнейший человек. Даже сам Собакевич, который редко отзывался о ком-нибудь с хорошей стороны, приехавши довольно поздно из города и уже совершенно раздевшись и легши на кровать возле худощавой жены своей, сказал ей: «Я, душенька, был у губернатора на вечере, и у полицеймейстера обедал, и познакомился с коллежским советником Павлом Ивановичем Чичиковым: преприятный человек!» На что супруга отвечала: «Гм!» – и толкнула его ногою.

Такое мнение, весьма лестное для гостя, составилось о нем в городе, и оно держалось до тех пор, покамест одно странное свойство гостя и предприятие, или, как говорят в провинциях, пассаж, о котором читатель скоро узнает, не привело в совершенное недоумение почти всего города.

Действие поэмы «Мертвые души» происходит еще до отмены

крепостного права, поэтому сквозь нее лейтмотивом проходит народная

тема. Н.В. Гоголь восхваляет народ, практически воспевая оду в его честь,

выражает все лучшие качества русского национального характера. Здесь и острота русского слова, и широта души, и глубина чувств крепостных крестьян показаны сквозь призму индивидуального авторского восприятия. «Инструментами» для создания этого восприятия служат введенные автором образы плотника Степана Пробки, каретника Михеева, девушек Прошки и Мавры и девчонки Пелагеи. Однако центральные позиции в общей картине крестьянства, созданной Гоголем, занимают крепостные главного героя: кучер Селифан и лакей Петрушка.

Эти образы смиренных крепостных предстают перед читателем в самом начале поэмы. Их имена звучат еще до фактического знакомства читателя с Чичиковым. В то время, когда Чичиков еще неизвестный господин, то его кучер и лакей уже имеют свои имена. В этом контексте крепостные Чичикова становятся как бы его предисловием для его образа. Гоголевская проза специфична тем, что автор ведет внутренний диалог с читателем, подталкивая этим повествование вперед. Путем недолгих, но понятных любому читателю рассуждений Гоголь приходит к тому, что во второй главе ему пора раскрыть личности слуг главного героя.

Н.В. Гоголь названием поэмы отразил всю сущность каждого из галереи помещиков, включая самого Чичикова. Их души, по версии автора, априори мертвы и гнилы, что и позволяет им совершать безнравственные поступки, копить в себе злость, заниматься собирательством и скупиться даже на необходимые вещи. Название соответствует содержанию, ловко подобранное автором клеймо «мертвой души» лежит на каждом помещике. Однако это определение не соответствует образам Петрушки и Селифана, простых крепостных крестьян. Их души нельзя назвать мертвыми, потому что в них еще остались живые чувства. Петрушка, например, стыдится «своего собственного запаха», когда хозяин делает ему замечания. А кучер Селифан имеет живую смекалку, несмотря на свою необразованность. Самая главная черта слуг Чичикова – естественность и непосредственность. Это

выражается в простоте пьяного Селифана, разговаривающего с лошадьми как с людьми, и в действиях смиренного Петрушки, готового беспрекословно выполнять все приказы хозяина, только чтобы тот не упрекал его ни в чем.

Изучая характеры Петрушки и Селифана, нельзя не заметить, что когда речь идет о них, Гоголь неоднократно говорит об особенностях русской души. Например, в эпизоде между Маниловым и Коробочкой Селифан блуждает, но «русский возница имеет доброе чутье вместо глаз». Или после оплошности, допущенной кучером в дороге, Гоголем указывается, что «русский человек не любит сознаваться перед другим, что он виноват». Русский национальный характер полностью воплощен в образах Селифана и Петрушки, хоть они были и разными людьми, как указывает автор.

Петрушка покорен и молчалив, его реплики в поэме немногочисленны и малозначимы. Но он всегда исполняет свои обязанности, с любовью ли, с недовольством ухаживает за Чичиковым. Он сблизился с хозяином до такой степени, что ему не нужно отдавать лишних приказов. Петрушка знает, когда нужно помочь господину одеться, раздеться или вычистить перышки. Без него Чичикову, как барину, не привыкшему к самостоятельной уборке и другим домашним заботам, при всей его педантичности было бы тяжело держать себя и свое окружение в надлежащем виде. На неповторимость образа Петрушки указывает его особенный запах, который позволяет ему без труда и неприхотливо обосноваться на любом месте. Мысли Петрушки автор не раскрывает, они остаются между строк («трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то время, когда барин ему дает наставление»). Селифан же, в отличие от Петрушки, может свободно высказываться и даже «делал весьма дельные замечания … коню». Он знает свое дело, постоянно пребывает в пути, но к своим обязанностям относится отнюдь не так щепетильно, как Петрушка. Селифан может вести бричку в пьяном виде, может не исполнить прямого приказа барина, может закрыть глаза на явные неисправности в карете. Он даже способен манипулировать

действиями Чичикова: вовремя не заложив бричку, он задержал отъезд. Это ему было в какой-то мере выгодно, однако, в какой именно, автор не указывает, а лишь ограничивается загадочной фразой: «Многое разное значит у русского народа почесывание в затылке». У Селифана аналитический ум, он может позволить себе оценочные суждения о помещиках. Его строптивость противопоставлена смиренности Петрушки, но можно сказать, что даже селифаново непослушание имеет оттенок смиренности и стыда. В конце седьмой главы между Селифаном и Петрушкой происходит загадочное слияние душ. Они вместе, не обмолвившись ни одним словом, уходят из гостиницы на час и возвращаются так же вместе и даже засыпают на одной кровати, неуклюже пристроившись. Автор снова оставляет их занятия «за кадром».

Петрушка и Селифан необходимы для построения образа Чичикова. Они его дополняют и являются его неотъемлемой частью. Селифан обеспечивает действие того самого «мотива дороги», которым пронизана вся поэма. Петрушка необходим для придания внешнего лоска главному герою, для наделения его особыми свойствами характера. Дорога всегда сопровождается Петрушкой и Селифаном, без них она невозможна, так как, исполняя приказы Чичикова, они являются двигателями брички, путешествующей по России.

Действие поэмы «Мертвые души» происходит еще до отмены

крепостного права, поэтому сквозь нее лейтмотивом проходит народная

тема. Н.В. Гоголь восхваляет народ, практически воспевая оду в его честь,

выражает все лучшие качества русского национального характера. Здесь и острота русского слова, и широта души, и глубина чувств крепостных крестьян показаны сквозь призму индивидуального авторского восприятия. «Инструментами» для создания этого восприятия служат введенные автором образы плотника Степана Пробки, каретника Михеева, девушек Прошки и Мавры и девчонки Пелагеи. Однако центральные позиции в общей картине крестьянства, созданной Гоголем, занимают крепостные главного героя: кучер Селифан и лакей Петрушка.

Эти образы смиренных крепостных предстают перед читателем в самом начале поэмы. Их имена звучат еще до фактического знакомства читателя с Чичиковым. В то время, когда Чичиков еще неизвестный господин, то его кучер и лакей уже имеют свои имена. В этом контексте крепостные Чичикова становятся как бы его предисловием для его образа. Гоголевская проза специфична тем, что автор ведет внутренний диалог с читателем, подталкивая этим повествование вперед. Путем недолгих, но понятных любому читателю рассуждений Гоголь приходит к тому, что во второй главе ему пора раскрыть личности слуг главного героя.

Н.В. Гоголь названием поэмы отразил всю сущность каждого из галереи помещиков, включая самого Чичикова. Их души, по версии автора, априори мертвы и гнилы, что и позволяет им совершать безнравственные поступки, копить в себе злость, заниматься собирательством и скупиться даже на необходимые вещи. Название соответствует содержанию, ловко подобранное автором клеймо «мертвой души» лежит на каждом помещике. Однако это определение не соответствует образам Петрушки и Селифана, простых крепостных крестьян. Их души нельзя назвать мертвыми, потому что в них еще остались живые чувства. Петрушка, например, стыдится «своего собственного запаха», когда хозяин делает ему замечания. А кучер Селифан имеет живую смекалку, несмотря на свою необразованность. Самая главная черта слуг Чичикова – естественность и непосредственность. Это

выражается в простоте пьяного Селифана, разговаривающего с лошадьми как с людьми, и в действиях смиренного Петрушки, готового беспрекословно выполнять все приказы хозяина, только чтобы тот не упрекал его ни в чем.

Изучая характеры Петрушки и Селифана, нельзя не заметить, что когда речь идет о них, Гоголь неоднократно говорит об особенностях русской души. Например, в эпизоде между Маниловым и Коробочкой Селифан блуждает, но «русский возница имеет доброе чутье вместо глаз». Или после оплошности, допущенной кучером в дороге, Гоголем указывается, что «русский человек не любит сознаваться перед другим, что он виноват». Русский национальный характер полностью воплощен в образах Селифана и Петрушки, хоть они были и разными людьми, как указывает автор.

Петрушка покорен и молчалив, его реплики в поэме немногочисленны и малозначимы. Но он всегда исполняет свои обязанности, с любовью ли, с недовольством ухаживает за Чичиковым. Он сблизился с хозяином до такой степени, что ему не нужно отдавать лишних приказов. Петрушка знает, когда нужно помочь господину одеться, раздеться или вычистить перышки. Без него Чичикову, как барину, не привыкшему к самостоятельной уборке и другим домашним заботам, при всей его педантичности было бы тяжело держать себя и свое окружение в надлежащем виде. На неповторимость образа Петрушки указывает его особенный запах, который позволяет ему без труда и неприхотливо обосноваться на любом месте. Мысли Петрушки автор не раскрывает, они остаются между строк («трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то время, когда барин ему дает наставление»). Селифан же, в отличие от Петрушки, может свободно высказываться и даже «делал весьма дельные замечания … коню». Он знает свое дело, постоянно пребывает в пути, но к своим обязанностям относится отнюдь не так щепетильно, как Петрушка. Селифан может вести бричку в пьяном виде, может не исполнить прямого приказа барина, может закрыть глаза на явные неисправности в карете. Он даже способен манипулировать

действиями Чичикова: вовремя не заложив бричку, он задержал отъезд. Это ему было в какой-то мере выгодно, однако, в какой именно, автор не указывает, а лишь ограничивается загадочной фразой: «Многое разное значит у русского народа почесывание в затылке». У Селифана аналитический ум, он может позволить себе оценочные суждения о помещиках. Его строптивость противопоставлена смиренности Петрушки, но можно сказать, что даже селифаново непослушание имеет оттенок смиренности и стыда. В конце седьмой главы между Селифаном и Петрушкой происходит загадочное слияние душ. Они вместе, не обмолвившись ни одним словом, уходят из гостиницы на час и возвращаются так же вместе и даже засыпают на одной кровати, неуклюже пристроившись. Автор снова оставляет их занятия «за кадром».

Петрушка и Селифан необходимы для построения образа Чичикова. Они его дополняют и являются его неотъемлемой частью. Селифан обеспечивает действие того самого «мотива дороги», которым пронизана вся поэма. Петрушка необходим для придания внешнего лоска главному герою, для наделения его особыми свойствами характера. Дорога всегда сопровождается Петрушкой и Селифаном, без них она невозможна, так как, исполняя приказы Чичикова, они являются двигателями брички, путешествующей по России.

В тексте поэмы « », Н.В. Гоголь достаточно открыто пытается раскрыть народную тему. Автор воспевает и прославляет простой народ, описывает его лучшие качества. Мы неоднократно наталкиваемся на мысли автора о том, как же велика и широка душа простого человека, насколько искренне чувства простого люда.

В тексте поэмы читатель встречает образы девиц Мавры и Прошки, плотника Пробки, каретника Михеева. Центральными фигурами для полного раскрытия такой волнующей для автора темы, становятся лакей Петрушка и кучер Селифан.

Мы знакомимся с образами крепостных еще в начале поэмы. Гоголь не раскрывает персону главного героя, но уже знакомит читателя с его верными слугами, дает им имена и звания.

Чем отличаются эти персоны от других героев. Они живы! Что же это может значить? Их душа и внутренний мир еще способны давать здравую оценку своим действиям и поступкам, в отличие от тех помещиков, которые продавали умерших крестьян затейнику Чичикову.

Селифан и Петруша выглядят естественно и по-настоящему. В их образах нет наигранности. Пьяный Селифан может общаться с лошадьми, считая их прекрасными собеседниками. Петруша без единого слова и возражения выполняет все приказы Чичикова, дабы тот не в чем не упрекнул его.

Не один раз упомянул о том, что именно в персонах Селифана и Петруши скрыт настоящий, национальный и народных характер русского человека. Такой слуга как Петруша всегда покорен. Он мало говорит и пытается угодить своему хозяину во всем. Лакей настолько выучил своего господина, что без лишних приказаний знает, что и когда ему делать.

Кучер Селифан был болтлив. Он всегда высказывался по любому поводу и даже мог сделать замечание – своему коню! Селифан был не таким ответственным, как Петруша. Он мог управлять повозкой в пьяном виде, мог халатно относиться к поломке кареты.

Именно эти два образа являются самыми настоящими в тексте всей поэмы. Они такие, как есть. Описание персон Селифана и Петруши помогают нам понять и раскрыть образ главного героя – Чичикова, понять его черты характера и манеры поведения.