Виталий Волович родился 3 августа 1928 года, в Спасске-Дальнем, Приморского края в писательской семье. Мать, Клавдия Владимировна Филиппова (1902-1950) - журналистка (сотрудничала с «Уральским рабочим», «Уральским современником», «Литературным альманахом»), писательница (повести «В гимназии» (1938), «Между людьми» (1940)). Отчим, Константин Васильевич Боголюбов (1897-1975) - писатель, литературовед, исследователь уральской литературы. В 1932 году семья переезжает в Свердловск.
После окончания в 1948 году Свердловского художественного училища Волович начал сотрудничать со Среднеуральским книжным издательством: оформляет обложки книг Н. Куштум «Сторона моя родная» (1953), Б. Дижур «Раздумья» (1954), М. Пилипенко «Дороги» (1955) и др. К наиболее ярким работам этого периода можно отнести иллюстрации к «Кладовой солнца» М. Пришвина, которые одобрил сам писатель: «„Кладовую солнца“ издавали бесчисленное количество раз разные страны, и у меня на полке „Кладовые“ всех размеров и цветов. Но Ваша - лучшая»
Первые работы создавались в технике перового рисунка тушью, затем художник обращается к технике линогравюры, офорта, литографии, книжной и станковой графике; в последнее время использует темперу, акварель, гуашь. Стилистическое своеобразие определяется экспрессивностью, выразительностью линий и штриховки, тягой к монументальности.
Известность Воловичу принесли иллюстрации средневековой литературы: «Слова о полку Игореве», «Ричарда III», «Романа о Тристане и Изольде» и других произведений.
С 1952 года Виталий Волович участвует в художественных выставках, первые работы были выставлены в Ирбите (Свердловская область). В 1956 году принят в Союз художников СССР.
Работы Виталия Воловича находятся в музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве, Пражской национальной галерее, Моравской галерее в г. Брно, в музее современного искусства в Кельне, в музее И. В. Гете в Веймаре, галереях Екатеринбурга, Саратова, Новосибирска, Перми, Государственной Третьяковской галерее, Государственном русском музее Санкт-Петербурга и др.; в частных собраниях России, Америки, Германии, Франции, Израиля, Австрии, Испании и т. д.
В настоящее время (2009 год) Виталий Волович живёт и работает в Екатеринбурге.
Признание и награды
- 1973 - Заслуженный художник РСФСР
- 1995 - лауреат премии имени Г. С. Мосина
- 1999 - лауреат премии губернатора Свердловской области за выдающиеся достижения в области литературы и искусства
- 2005 - Золотая медаль Российской академии художеств за серию графических листов к трагедии Эсхила «Орестея»
- 2007 - Член-корреспондент Российской академии художеств
- 2007 - Почётный гражданин города Екатеринбурга
- 2008 - в Екатеринбурге установлена скульптурная группа «Горожане. Разговор», изображающая трёх знаменитых уральских художников Виталия Воловича, Михаила Брусиловского и Германа Метелёва
- 2008 - Почётный гражданин города Ирбита
А также многочисленные медали и дипломы всероссийских, всесоюзных и международных смотров искусства книги.
Творчество
Циклы
- «Цирк»
- «Женщины и монстры»
- «Средневековые мистерии»
- «Иерусалим» (1995)
- «Екатеринбург» (1997)
Иллюстрации
- «Слово о полку Игореве»
- «Орестея» Эсхила
- «Ричард III», «Отелло» Шекспира (1972. Офорт.)
- «Роман о Тристане и Изольде» Ж. Бедье (1972. Автолитография)
- «Эгмонт» И. В. Гёте (1980)
- «Страх и отчаяние в Третьей империи» Б. Брехта (1970. Офорт)
- Ирландские саги
- Сказы П. П. Бажова
Библиография
Книги и научные сборники
- Буторина Е. Виталий Волович // Художники книги: ВААП-Информ. М., 1981.
- Воронова О. Виталий Волович // Искусство книги: 1972-1980. М., 1987. Вып. 10. С. 169-181.
- Воронова О. Виталий Волович. Книжная графика. М.: Сов. художник, 1973. 140 с., ил.
- Голынец Г., Голынец С. Виталий Волович // Советская графика, 78. М., 1980. С. 60-68.
- Горбачева Н. «Орестея» В. Воловича // Горбачева Н. На палитре памяти: Время. Художники. Выставки. Екатеринбург, 1996. С. 42-43.
- Ольшанский Д.А. Еврейская традиция в графике Виталия Воловича // Восток – Россия – Запад. Мировые религии и искусство. СПб: Государственный Эрмитаж, 2001. С. 131–134.
- Ольшанский Д.А. Образы Бертольта Брехта в графике Виталия Воловича // Визуальная культура ХХ века и проблемы современного образования. Пермь, 1999. С. 158–160.
- Семь Екатеринбургских художников: Виталий Волович. Александр Алексеев-Свинкин. Герман Метелев. Ольга Штукатурова. Владимир Чурсин. Михаил Сажаев. Юрий Филоненко / Сост., дизайн: В. В. Штукатуров. Авторы вступит. ст. Г. С. Холодова, А. В. Степанов. Руководитель проекта Ю. А. Кукарских. Екатеринбург: Промдизайн, 1999. 127 с., ил. (С частичным переводом на англ. яз.)
- Уроженко О. Виталий Волович: проблемы становления мироотношения (1950-е - середина 1960-х гг.) // Из истории художественной культуры Урала: Сб. науч. тр. Свердловск, 1985. С. 107-121.
- Уроженко О. Виталий Волович: феномен творческой зрелости (середина 1960-х - 1980-е гг.) // Из истории художественной культуры Урала. Сб. науч. тр. Свердловск, 1988. С. 98-121.
Журнальные публикации
- Абельская Р. Волович // Вита. 1997. № 10. С. 28-32.
- Волович В. Мода и свобода // Урал. 1993. № 5. С. 3-9.
- Воронова О. Свое прочтение Шекспира // Творчество. 1968. № 8. С. 15-16.
- Голынец С. Виталий Волович // Литература и ты. М.,1977. Вып. 6. С. 213-216.
- Лебедева В. Монументальность графики // Искусство. 1976. № 6. С. 22-28.
- Незнанский Л. Графика Виталия Воловича // Искусство. 1966. № 7. С. 32-36.
- Тубин Я. Летят стрелы каленые. Урал. 1984. № 6.
- Тубин Я. Серия станковых гравюр В. Воловича по мотивам «Слова о полку Игореве». Советская графика. Вып. 9. М., 1985. С.
Буклеты и каталоги к выставкам
- Виталий Михайлович Волович: Шестнадцать репродукций / Вступит. ст. Л. Дьяконицына. Л.: Художник РСФСР, 1975.
- Заслуженный художник РСФСР Виталий Михайлович Волович: Каталог выставки [в Москве] / Сост. и автор вступит. ст. С. В. Голынец. Л. Художник РСФСР, 1977. 32 с., ил.
- Виталий Михайлович Волович: Каталог выставки/ [Вступит. ст. С. В. Голынца]. Галерея искусства. Карловы Вары, 1977. 25 с., ил. (На чешском яз.)
- Виталий Волович. Алексей Казанцев Художники путешествуют. Каталог вставки / Сост. и автор вступит. статьи Н. Ф. Горбачева. Свердловск, 1982. с., ил.
- Виталий Волович: Графика. Буклет / Сост. и автор вступит. статьи. С. В. Голынец. Свердловск, 1984. 16 с., ил.
- Виталий Волович. Книжная, станковая графика. Каталог выставки / Сост. и автор вступит. ст. Н. Горбачева. Свердловск, 1985. с., ил.
- Виталий Волович. Книжная станковая графика: Каталог выставки / Сост. и автор вступит. ст. А. И. Корчак. Магнитогорск, 1988.
- Галерея «Автограф»: Живопись, графика из коллекции Т. Ф. Набросовой-Брусиловской / Сост. каталога Т. Ф. Набросова-Брусиловская. Автор вступит. статей В. М. Волович и Г. С. Метелев. Изд. Е. В. Ройзман. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2000. 166 с., ил. (С переводом на англ. яз.)
- Виталий Волович: Книжная и станковая графика. Каталог собрания / Отв. за вып., сост. выст. и каталога, автор макета и ред. В. Карпов. [Предисловие В. Воловича, послесловие Н. Горбачевой]. Ирбитский государственный музей изобразительных искусств. Ирбит, 1998. 80 с., ил.
- Виталий Волович: Старый Екатеринбург. [Альбом] / Статьи А. Мосина, В. Воловича, С. Голынца. Координатор проекта С. Прудкова. Екатеринбург: Промдизайн 1998. С. 119, ил. (С частичным переводом на англ. яз.)
Заслуженный художник РСФСР (1973 г.), лауреат премии им. Г.С. Мосина (1995 г.), лауреат премии Губернатора Свердловской области за выдающиеся достижения в области литературы и искусства (1999 г.), первый на Урале член-корреспондент Российской Академии художеств (2007 г.).
Родился в 1928 году в г. Спасске на Дальнем Востоке. Умер 20 августа 2018 года в Екатеринбурге.
В 1932 г. переехал в г. Свердловск. Воспитывался в писательской среде, но страсть к рисованию жила в нём с детства. В 1943 г. поступил в Свердловское художественное училище на живописное отделение. Его учителя - А.А. Жуков и О.Д. Коровин, который как опытный книжный график оказал на В. Воловича сильное влияние. Большое значение для художника имело общение в юности с живописцем С.А. Михайловым.
Окончив училище в 1948 г., В. Волович посвятил себя книге. Он иллюстрировал «Кладовую солнца» М. Пришвина, «Малахитовую шкатулку» П.П. Бажова, легенды и сказки народов мира и др.
С 1952 г. участвует в художественных выставках, с 1956 г. - член Союза художников СССР. На всероссийских, всесоюзных и международных смотрах искусства книги В. Волович неоднократно награждался медалями и дипломами. Работал в техниках линогравюры, офорта, литографии, ныне предпочитает акварель, гуашь, темперу.
В 60-е гг. художник создаёт иллюстрации к «Песне о Соколе» и «Песне о Буревестнике» Горького - типичный образец сурового стиля; иллюстрации к балладе Р. Стивенсона «Вересковый мёд» (1965). Символами человеческих страстей и страданий воспринимаются в трактовке В. Воловича герои трагедий Шекспира «Отелло» и «Ричард III» (1968). Наряду с литературой, источником вдохновения для него явился театр. Трагедийность мировосприятия В. Воловича нарастала год от года. Преследующий человека неумолимый рок становится главной темой иллюстраций к исландским и ирландским сагам (1968), где люди представлены в космическом пространстве сплетёнными в тесный клубок со зловещими химерами. Тема борьбы добра и зла - главная в творчестве художника.
В 70-80-е гг. художник работает над циклами станковых работ: «Цирк», «Средневековые мистерии», «Женщины и монстры», «Моя мастерская», которые, как и иллюстрации книжной графики, строятся на исторических параллелях, иносказаниях. В эти годы художник выполняет иллюстрации к ряду классических произведений: «Роману о Тристане и Изольде» Ж. Бедье, к трагедии Гёте «Эгмонт», к «Слову о полку Игореве», к трагедии Эсхила «Орестея» и др.
В. Волович много путешествовал и рисовал с натуры, особенно интересны пейзажи Екатеринбурга. Он словно заново открыл город своего детства. В старинных кирпичных сооружениях, в их нескладной эклектике проявляются очертания средневековых замков и донжонов, возникающие ассоциации акцентируются неожиданными ракурсами, декоративными цветовыми сочетаниями. Художник вносит остроту и напряжённость в восприятие Екатеринбурга: это драматическая повесть о жизни старого города, уходящего в прошлое, но продолжающего отстаивать свою самобытность. В 2006 г. вышел альбом «В. Волович: Старый Екатеринбург. Чусовая. Таватуй. Волыны» (акварель, рисунок, темпера) (в 2-х томах).
Произведения В. Воловича хранятся во многих государственных и частных собраниях в России и за рубежом: в Государственной Третьяковской галерее и в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве, в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге, в музеях Екатеринбурга, Нижнего Тагила, Ирбита, Перми, Челябинска, Магнитогорска, Новосибирска, Красноярска, Саратова, в Пражской национальной галерее, в Моравской галерее в Брно, в Музее современного искусства в Кёльне, в музее И. В. Гёте в Веймаре и других.
Сегодня исполняется 90 лет народному художнику России, легенде Екатеринбурга Виталию Воловичу. Это его фигура вместе с Мишей Брусиловским и Германом Метелевым изображена в скульптурной группе «Горожане. Разговор» в сквере на углу проспекта Ленина и улицы Мичурина. Мы попросили людей, которые его знают, рассказать, в чем уникальность художника Воловича.
Виталий Волович живет на Урале с четырех лет. Как пишет Анна Матвеева в книге «Горожане», в детстве Витя, как звали его дома, не только хорошо рисовал, но и хорошо пел. Но судьба распорядилась так, что он стал все-таки художником. Сам Виталий Михайлович говорил, что с профессией определился очень рано.
В школе я мечтал поступить в художественное училище, а в училище мечтал поступить в институт. Приехав из института, мечтал делать вещи, которые мне интересны и нравятся. Сделав одну, я мечтал о другой, которая ещё интереснее.
Евгений Ройзман, знакомый близко и с Воловичем, и с Мишей Брусиловским, говорит, что оба они - одни из самых крупных людей, которые сформировали культурный образ Екатеринбурга:
Что Волович, что Брусиловский всю жизнь шли своим путем, на горло никому не наступали, чужого не брали, в партию не вступали, друзей не предавали и при этом всю жизнь росли, дарили людям радость и совершенствовались. Согласитесь, что уже немало?
Виталий Волович считается одним из лучших русских книжных графиков, его знают во всей Европе, пожалуй, даже больше, чем здесь, говорит Евгений Ройзман.
Он считается лучшим иллюстратором Брехта, он один из лучших иллюстраторов Шекспира, и он человек мировой книжной культуры, на его уровне сейчас близко никого нет. Волович сделал лучшие иллюстрации к «Малахитовой шкатулке». И, конечно, «Тристан и Изольда», «Вересковый мед» - это образцы книжной графики, - считает Ройзман. - Волович очень точный художник, он очень многое успел зафиксировать. Например, его зарисовки по Таватую имеют просто научное значение, потому что того Таватуя, села, уже нет. Это именно настоящий мастер, которых со времен Возрождения, в общем-то, не было. До последнего времени он делал гравюры, умел делать мозаику, мог делать графику, живопись, и для нас очень важно, что он всю свою жизнь связан с Екатеринбургом.
После смерти жены Виталий Михайлович практически каждый вечер приходил в гости к своему близкому другу Брусиловскому, а после смерти Миши Шаевича - к Татьяне, его супруге. Брусиловский и Волович были близкими друзьями.
«Виталий Волович - личность легендарная, овеянная славой, мифами, поклонением. Можно смело сказать, пока в Екатеринбурге живет Волович, у города есть будущее, - писал Миша Брусиловский. - Трудно найти фамилию, которая бы так подходила ее носителю. Высокий мужик, немного сутулый, руки - здоровенные клешни, большие очки сидят на большом горбатом носу. Человек в высшей степени умный, но интеллект расходует в зависимости от обстоятельств и степени подготовки собеседника. Обожает нравиться женщинам и действительно нравится. В компании человек азартный, шумный, веселый, остроумный, дуэлянт в споре. Художник с мировым именем, но это область искусствоведения. Я же ограничусь тем, что скажу главное: он мой друг, и я этим горжусь».
Работы Виталия Воловича востребованы у коллекционеров по всему миру, подтвердил сайт галерист, владелец аукционного дома «Суворовъ» Валерий Суворов.
Гениальные работы мирового уровня, - сказал он. - Волович - один из лучших живущих сегодня графиков в мире. [На его работы] всегда был и будет спрос у интеллектуально развитой части населения, у тех, кто любит классическую литературу высокого уровня и гуманитарно подготовлен.
Завкафедрой истории искусств и музееведения УрФУ Тамара Галеева отметила «фантастическую трудоспособность и творческую энергию Виталия Михайловича».
Виталий Волович, сколько себя помнит, всегда рисовал. Ему словно на роду было написано стать художником, причем именно книжным иллюстратором, ведь книги окружали его с детства. В родительском доме была богатейшая библиотека, содержавшая не только современные советские издания, но и дореволюционные, в том числе и «крамольные» по тем временам. То есть осознание себя художником произошло очень рано, в детстве, - сказала она. - Сейчас выставки, посвященные Воловичу, будут пытаться подвести какие-то итоги его творческой жизни, и это невероятно сложно, потому что это человек, который все время в развитии, художник, который всегда собой недоволен, всегда в сомнениях, самоироничен. И это все зерна дальнейшего роста.
- Вы хорошо знакомы с Виталием Михайловичем, какой он человек?
Виталий Михайлович совершенно потрясающей доброты товарищ и человек, с ним исключительно приятно и комфортно общаться. Он обладает блестящим чувством юмора, потрясающий рассказчик, человек, в жизненном багаже которого столько всяких памятных и занимательных историй о встречах с интересными людьми. Человек-праздник, я бы сказала.
Если представить какую-то галерею лет через 100, где будут собраны картины разных эпох. Рядом с чьими работами вы бы повесили работы Воловича?
Я бы его рядом с Пикассо повесила, честно признаться. Абсолютно единое художественное пространство. Да, Пикассо, может быть, был более разнообразен, потому что и в театре работал, и скульптурой занимался, и керамикой, но если говорить о той сфере, в которой Волович абсолютный профессионал, о графике, то, я думаю, что они рядом смотрелись бы совершенно органично.
Сегодня в Екатеринбурге откроются выставки работ Воловича, посвященные его 90-летию, - в библиотеке Белинского и в Музее Эрнста Неизвестного .
Редакция сайт поздравляет Виталия Воловича с юбилеем, желает здоровья и счастья!
Заслуженный художник Российской Федерации Родился в 1928 году в г. Спасске Приморского края. В 1948 году окончил Свердловское художественное училище. С 1950 года участник городских, областных, зональных, республиканских, сесоюзных и международных выставок, многократный лауреат отечественных и зарубежных конкурсов книги. С 1956 года член Союза художников СССР. В 1973 году удостоен почетного звания «Заслуженный художник РСФСР». В 1995 году рисуждена Премия им. Г.С.Мосина. В 1998 году присуждена Премия Губернатора Свердловской области за выдающиеся достижения в области литературы и искусства. В 2005 году присуждена Золотая медаль с девизом «Достойному» Российской Академии Художеств. В 2007 году присвоено академическое звание член-корреспондент Российской Академии Художеств. В 2007 году удостоен звания «Почетный гражданин г.Екатеринбурга». В 2008 году вторично присуждена Премия Губернатора Свердловской области за большой личный вклад в развитие изобразительного искусства и ноголетнюю плодотворную деятельность. Работает в книжной и станковой графике. Излюбленные техники - офорт, мягкий лак, литография, а также акварель, гуашь, темпера... Живет и работает в г. Екатеринбурге. Работы находятся в государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Государственной Третьяковской галерее, Государственном Русском музее, художественных музеях Екатеринбурга, Иваново, Магнитогорска, Нижнего Тагила, Новосибирска, Перми, Саратова, Челябинска, Ярославля. Пражской национальной галерее, Моравской галерее в г. Брно, Музее современного искусства в г. Кельне, Музее И.В.Гете и Ф.Шиллера в Веймаре, Шекспировском центре в Стратфорте-на-Эйвоне, а также других государственных и частных собраниях России, Австрии, Германии, Израиля, Испании, Италии, США и Франции. Коллекция Ирбитского ГМИИ является самым крупным и наиболее полным собранием работ художника.
Виталий Волович
Г. Голынец, С. Голынец
Лучшее свидетельство о Воловиче - портреты, написанные его друзьями и единомышленниками Геннадием Мосиным и Мишей Брусиловским. На первом запечатлен молодой человек, протестующий, полный энергии, готовый, как Дон Кихот, дать отпор силам зла, на втором - уставший, но не сломленный мастер-философ. В самом облике Воловича есть нечто ротивостоящее «человеку массы». Рано духовно созревший, он всегда стремился быть независимым как от власть имущих, так и от модных общественных поветрий и социальных иллюзий. Но тем не менее художника сформировало время. Его етство и юность пришлись на 30-40-е годы, с их политическими трагедиями и героикой Великой Отечественной войны, трудностями быта и тотальным подавлением индивидуальности. Страсть к рисованию изначально жила в Виталии ловиче наряду с увлечением историей и литературой. Будущий художник рос и воспитывался в писательской среде1. Мир литературных образов всегда был для него как бы второй реальностью, и противостоящей действительной жизни, и внутренне сопоставленно с ней. Окончив в 1948 году Свердловское художественное училище, двадцатилетний Волович сразу посвятил себя книге2. В добросовестных рисунках пером, в интимных пейзажных и анималистических мотивах рудно предугадать будущего создателя монументальных образов, художника социально-философской направленности. Но именно камерная, лирическая тематика позволяла в те годы оградить себя от натиска официальной идеологии.
«Кладовую солнца» издавали бесчисленное количество раз, и у меня стоят «Кладовые» всех размеров и цветов, но Ваша - лучшая». Эти слова, написанные Михаилом Пришвиным в 1953 году, поддержали начинающего иллюстратора, которому тогда еще предстоял поиск собственного пути, по времени совпавший с приближением нового этапа нашей истории - периода оттепели. Человек отныне не хотел чувствовать себя винтиком государственной машины. Но это не ослабляло гражданских устремлений, а, напротив, усиливало их. Утверждение личности и одновременно пафос коллективизма выразил в искусстве рубежа 50 - 60-х годов так называемый суровый стиль, по-новому пытавшийся соединить правду жизни с высокими идеалами. Внешнему натуроподобию картин приукрашенной действительности суровый стиль противопоставил экспрессию, активность обобщенной художественной формы, что соответствовало характерному для тех лет решительному стремлению к скорейшему преобразованию мира. Ярко проявился суровый стиль в Свердловске, городе, с которым связана вся сознательная жизнь Воловича и в котором с конца 50-х годов складывается подлинно творческая среда. Воловичу в этой среде предстояло занять особое место, дав пример подвижнического отношения к своему делу. Он еустанно совершенствовал мастерство, работал ежедневно по десять и более часов, много рисовал с натуры, особенно во время путешествий по стране, поездок в Чехословакию, Германию, Китай, Корею, занимался в музеях и библиотеках. Само время шло навстречу художнику: переоценивались целые пласты русской и зарубежной культуры, открывались забытые имена, разворачивались немыслимые ранее экспозиции. И наследие старых мастеров, и достижения современного искусства от монументальных обобщений Рокуэлла Кента до кубизма Пикассо воспринимались поколением Воловича не отвлеченно, со стороны, а как источник собственных исканий. В конце 50-х - начале 60-х годов Волович с увлечением иллюстрирует легенды и сказки разных народов: китайскую сказку «Обезьяна и черепаха»3, арабскую «Калиф-аист», чешскую «Пастух и рыцарь», ненецкую «Побежденный кит», «Мансийские сказы». Произведения народного творчества привлекали молодого художника цельностью мировосприятия, ясностью эстетических представлений. Сказки и легенды позволили ему проявить фантазию, почувствовать атмосферу различных стран и эпох и передать ее, ненавязчиво используя в иллюстрациях приемы искусства прошлого. Отныне Волович не переносит в книгу натурные зарисовки, а трансформирует их, подчиняя плоскости книжной страницы, стремясь к стилистическому единству изображения, орнамента и шрифта. Поиск выразительности побуждал экспериментировать в разных техниках: от рисунка пером и акварели художник пришел к гравюре на линолеуме, лапидарный язык которой наглядно обнаружил особенности сурового стиля. Издания сказок с иллюстрациями Воловича были адресованы детям, однако детским художником он не стал. Отразив стилистические тенденции своего времени, эти тонкие книжки-тетрадки оказались для Воловича школой профессионализма и подготовили его к работе над другими изданиями. Впервые с проблемой большого книжного ансамбля художник встретился, иллюстрируя и оформляя «Малахитовую шкатулку» Павла Бажова (1963), - издание, включившее девять сказов. В свое время писатель сетовал на иллюстраторов за то, что они «в фантастическую сторону не глядели». В линогравюрах Воловича, созданных не без влияния современной литовской графики, волшебные образы уральских преданий приподняты над бытом. Динамичной композицией, смещением пространственных протяжений художник, не имитируя рисунок камня, усилил ассоциации между цветным оттиском и срезом малахита или яшмы.
Несмотря на неоднократные победы Воловича на реcпубликанских и всесоюзных смотрах искусства книги, местные власти с подозрением относились к исканиям и экспериментам художника. Недовольство усилилось после посещения в конце 1962 года руководителями партии выставки в московском Манеже: в Свердловске начали искать своих формалистов. Дело дошло до того, что Воловича по требованию идеологического отдела обкома партии лишили диплома, полученного на сесоюзном конкурсе на 50 лучших книг за иллюстрации к «Побежденному киту». Удачно начатое сотрудничество со Свердловским книжным издательством прервалось на несколько лет. Но Волович был уже известен за пределами Урала. В 1965 году издательство «Художественная литература» выпустило с его иллюстрациями отдельной книгой горьковские «Песню о Соколе» и «Песню о Буревестнике». Романтическая трактовка революционных событий, плакатный монтаж аллегорических и реальных образов, выразительность силуэтной формы делают эти гравюры на картоне типичным образцом сурового стиля. Вслед за ними в той же технике художник выполнил иллюстрации к балладе Роберта Стивенсона «Вересковый мед» (1965), специально предназначенные для Международной выставки искусства книги в Лейпциге и удостоенные там серебряной медали. Подчеркнуто вытянутая по вертикали тонкая книжка включила ряд разворотов, в которых контрастно сопоставлены два мира: наивных, трогательных гномов-медоваров, чьи алые фигурки, как цветы вереска, слагаются на белоснежных страницах в живой подвижный орнамент, и безжалостных завоевателей, воспринимаемых малорасчлененной черно-серой массой. В иллюстрациях к «Вересковому меду» словно сконцентрировался весь предшествующий опыт молодого художника: юношеское увлечение романтической литературой XIX века, через которую ему открылись европейская древность и Средневековье, работа над детской книгой, соприкосновение с образцами народной фантазии. В то же время новые гравюры говорили о приближении зрелости, в них художник нашел свою тему, они обозначили основную направленность творчества: обличение насилия, жестокости, прославление духовной стойкости. Мы называем Воловича шестидесятником. Это справедливо. Но нужно иметь в виду, что в полной мере он обрел себя только во второй половине десятилетия, когда общественная ситуация в стране уже во многом изменилась. В определенном смысле положение художника начало улучшаться: придирки к формальным поискам и новациям смягчались даже в провинции, казалось бы, взгляд на искусство становился шире, но одновременно исчезали рожденные оттепелью романтические настроения и усиливался политический диктат. Именно в этот период проявилась социальная чуткость Воловича: он не отказался от высоких идеалов своей молодости, но отныне утверждал их через трагедийные коллизии. В зеркале истории, в зеркале мировой литературной классики видит художник жгучие проблемы нашей жизни. «Для меня важен принцип работы в двух измерениях - времени событий книги и того, в котором я живу. Идеи времени, ощущаемые как личные, дают, мне кажется, возможность взглянуть на прошлое свежими, нынешними очами»,- поясняет Волович. Нет, ни к какому внешнему осовремениванию иллюстратор не прибегает. Большой знаток истории материальной культуры, оружия, архитектуры, он отобранными, характерными деталями умеет передать колорит изображаемой эпохи и при этом акцентировать в трагедиях Шекспира, Гете, Эсхила, в средневековом эпосе и рыцарской поэзии мысли, звучащие актуально сегодня. На второй план для художника отходят и перипетии сюжета, и подробности портретных характеристик, созданные им образы обретают имперсональный характер, становятся носителями вечных идей. Символами человеческих страстей и страданий воспринимаются в трактовке Воловича герои «Отелло», - трагедии любви, столкнувшейся с завистью, клеветой, беспощадностью. В этой серии художник уточнил избранный им ранее прием стилизации светотени. Широко известный в средневековом искусстве – фреске, иконе – этот прием, творчески осмысленный Воловичем, стал едва ли не главным выразительным средством мастера: изображение воссоздается нерукотворной линией - границей, пролегающей между светом и мраком, оно вибрирует, то погружаясь в темноту, то вспыхивая острым бликом. Формы сурового стиля остались для Воловича органичными, но его мужественное искусство обогатилось новыми чертами. Сохранив плоскостность изображения, чувство книжной страницы, мастер перешел к более сложным пространственно-пластическим решениям, с чем связано и изменение техники исполнения. Еше раз продемонстрировав в иллюстрациях к «Отелло» (1966) возможности гравюры на картоне, Волович затем обратился к классическому офорту, а несколько позже к литографии. В иллюстрациях к трагедии Шекспира «Ричард III» (1966) художник внешне сдержан и даже рассудочен. Офортная игла сгущает штрихи в черную сетку теней, вычерчивает шашечный пол, дающий намек на прорыв плоскости в глубину, и горизонтали неба, напротив, эту плоскость тверждающие. В таком условном безвоздушном пространстве обретают вещность гротескные, театрализованные персонажи исторической хроники и предметы-символы: королевская корона, кинжалы убийц, весы правосудия, топор палача. Трактуя «Ричарда III» как трагедию политическую, Волович последовательно разоблачал кровавый путь ее героя к
власти.
Офорты к трагедии Шекспира напоминают о том, что, наряду с литературой, источником вдохновения для Воловича явился театр. Художника привлекают произведения драматургии. И не только в иллюстраииях к ним, но и в большинстве композиций ошушается условность сценического помоста и театральность мизансцен. «Весь мир лицедействует» - слова Теренция, начертанные на шекспировском «Глобусе», Волович мог бы сделать девизом своего творчества. Ценя эту особенность дарования художника, его неоднократно приглашали для оформления спектаклей в театры - народные и академические, драматические и музыкальные, местные и столичные. Однако он, несмотря на любовь к сцене, к театральной среде, несмотря на то, что сам когда-то собирался быть актером, отвечал на эти предложения отказом. Очевидно, Воловичу не нужны соавторы. В книгах и станковых композициях он творит свои спектакли, созвучные исканиям современного театра4. Трагедийность мировосприятия Воловича нарастала год от года. Преследующий человека неумолимый рок становится главной темой иллюстраций к исландским и ирландским сагам (1968), где люди представлены в космическом пространстве сплетенными в тесный клубок со зловещими химерами. Однако и здесь художник сохранил свою этическую позицию и, вступив в полемику с текстом саг, отразивших воззрения родового общества, противопоставил культу грубой силы светлые человеческие чувства. Принцип активной интерпретации классики проводится и в иллюстрациях к «Роману о Тристане и Изольде» Жозефа Бедье (1972), награжденных в 1976 году на Международной выставке в Брно бронзовой медалью. В данном случае этому способствовал сам литературный материал: первоначального текста двенадцатого столетия не сохранилось, дошедшие до нас версии отразили идеи и вкусы того времени, когда они создавались, в одних больше связи с древним кельтским эпосом, в других - с куртуазной рыцарской поэзией. Волович следовал за вагнеровским прочтением романа и усилил мрачные, трагические ноты. Разобщенность героев, их невозможность соединиться и беззаветная мечта о счастье - вот основная мысль графической серии, созданной художником XX века. Для ее пластического выражения Волович прибегает к полюбившемуся ему приему – к повторению во всех иллюстрациях единой схемы построения: героев сковывают и отчуждают друг от друга фронтально расположенные каменные стены и арки, за которыми открывается безлюдная даль. Литографское сфумато, округлость форм, сменив жесткость граней, характерную для прежних работ, сделали листы пространственней, детали объемнее, и вместе с тем была достигнута еще большая монументальность. В литографиях Воловича нет пленяющей бесхитростности сказания. В то время как роман изобилует колоритными описаниями сражений, поединков, пиров, охоты, словно предназначенных для изобразительного воплощения, график, передавая ощущение раннего Средневековья и сурового корнуэлльского пейзажа, ограничивает себя скупыми средствами. В выборе тем Волович не придерживался строго логики развития сюжета, опустил значительные эпизоды, прошел мимо многих персонажей. Собственно иллюстративную функцию в большей мере выполняют заставки, а страничные иллюстрации служат метафорическому выражению происходящих событий, их содержание раскрывается не столько во время чтения, сколько при размышлении о прочитанном, воспоминании о нем. Войдя в искусство в период, когда стали актуальными проблемы ансамблевого решения книги, Волович в работах рубежа 50-60-х годов стремился к декоративному единству ее элементов. Внимательное отношение к макету и оформлению издания он сохранял всегда, однако специфические вопросы книжного искусства отодвигаются для него на второй план. Уже в конце 60-х годов в творчестве Воловича проявилась тенденция, обозначенная в то время как «раскниживание» книжной графики.
Художнику стало тесно в книге: литографии и офорты 70-х годов, навеянные языческой мифологией, средневековой поэзией и литературой Нового времени, воспринимаются самостоятельными произведениями. Порой они обретали необычные для графики размеры и формировались по законам монументального искусства в триптихи и полиптихи («Страх и отчаяние в Третьей империи» по мотивам зонгов к пьесе Бертольда Брехта, 1970; «Театр абсурда, или Метаморфозы фашизма» по мотивам трагифарса Эжена Ионеско «Носорог», 1974; «Завоеватели», 1975). Но чаще складывались в станковые многолистовые тематические серии, работа над которыми продолжалась в последующие десятилетия. Для многих художников поколения Воловича язык иносказаний оказался единственной возможностью поведать о жгучих проблемах современности. Так, средневековье, с пустыми рыцарскими панцирями, сгорающими книгами, гибнущими поэтами и учеными стало у Воловича развернутым символом античеловеческого режима.
Особое место в творчестве мастера начиная с 70-х годов занимают мотивы цирка. Любовь к этому виду зрелищного искусства, оказавшаяся не менее сильной, чем любовь к театру, породила серию офортов, а позже гуашей и темпер. Художника, пожелавшего выйти из круга привычных тем и композиционных решений, захватила красочность, карнавальность циркового представления, где «все возможно», где работа артистов на опасной грани заставляет замирать от страха сердце, где в клоунских интермедиях шутка - сквозь слезы, где саморазоблачение и мистификация, жизнь и творчество нераздельны. Вначале Волович соприкоснулся с лотрековской традицией гротескного, но еще непосредственно натурного переживания представления, однако вскоре и тема цирка зазвучала как иносказание. Своеобразной увертюрой к серии стал лист «Музыкальный эксцентрик» (1974). На серо-черном колеблющемся фоне возвышается фигура в клоунском костюме, между танцующими башмаками которой, стремительно сокращаясь к низкой линии горизонта, бежит шахматная дорожка. В раздвоившихся руках – гармоника, кларнет и лютня. Белая маска, повинуясь движению возникшей над правым плечом еще одной руки, горизонтально разворачивается и словно трубит в поднесенный горн. В композиции слились пустота сценического пространства «Ричарда» и космичность стихии «Саг». Позем здесь - одновременно земля и арена, вибрирующая мгла фона - небо и бесконечность, поглощающая театральный занавес. В пластическом решении «Музыкального эксцентрика» утверждается нечто общечеловеческое и вместе с тем впервые так отчетливо звучит лирическая, личная нота. Чернота проникает из фона в фигуру, дематериализует ее, разрывает формы, готовые вот-вот рассыпаться в марионеточной пляске. Острые линии сопряжения мрака и света, как высвеченные грани конструкции, останавливают распад бесплотной фигуры. Словно перед нами не клоун, а его душа, не руки и музыкальные инструменты, а их движения и звуки. В следующих листах, рисунках офортной иглой, выполненных порой без предварительного эскиза, Волович более раскован. Варьируя акватинту, резерваж, мягкий лак, сочетая различные техники офорта с коллажем из бумаги и тканей, он достигает неповторимого разнообразия и богатства фактур, живописной выразительности монохромной гаммы. Офорты, словно номера грандиозной программы, следуют один за другим. Но это не просто цирковые аттракционы: грустные влюбленные клоуны, надменные самодовольные ослы, бездушные манекены, царственные, но униженные львы и мудрые обезьяны стали героями притч об окружающей действительности. Не подразумевая прямого влияния, нельзя не вспомнить офорты Франсиско Гойи. Если же иметь в виду собственно цирковы мотивы, увлекавшие своей многозначностью стольких мастеров XX века, то Волович вызывает аналогии скорее не с живописью и графикой, а с кинематографом, с чаплинским «Цирком», с «Клоунами» Федерико Феллини. Обобщая тему в полиптихе «Парад-алле!» (1978), Волович снова подчиняет себя строгой структурной организации стереометрических форм, определенности контуров и ясности штриха. Полиптих представляет собой пятичастную симметричную композицию с торжественным парадом в центре и узкими вертикальными полосками, изображающими ослов-антиподистов, держащих на копытах шаткие пирамиды из животных и птиц, по краям. Мотив круговращения (а «круг» - это и есть первоначальное значение слова «цирк»), калейдоскопическая смена событий определили построение листов, совмещение в них разновременных и разнопространственных эпизодов. Во втором и четвертом листах манеж, на котором совершается главное действие, окружен ширмами с запечатленными на них событиями цирковой жизни и черными провалами выходов.
От отдельных притч-басен Волович перешел к обобщенному образу мира, наивной моделью которого становится цирк с его круглой ареной и опрокинутым над ней куполом. Конфликты здесь вопиюще нелепы: глупый осел легко жонглирует величественными львами, хрупкий белый клоун гоняет по кругу мощных тяжеловесных носорогов и кажется, что носороги сами преследуют его, другой клоун, ловя бабочку, наступает на удава, музыканты беззаботно поют, разложив ноты на зубах раскрытой пасти крокодила. Парадоксальность, абсурдность мира раскрывается не только в многочисленных сюжетных ходах, но и в нарушении привычныхь пространственных представлений, остроте пластических сопоставлений. Проблемы, которые решает Волович на литературном и историческом материале, в «Цирке» обретают эксцентрическое и оттого более личное, с оттенком самоиронии, звучание: это раздумья о мире и о месте Артиста в нем.
Стремясь расширить диапазон своего творчества, разнообразить выразительные средства, художник начал в 70-е годы систематически работать с натуры. Ранее относившийся к рисунку только как к подготовительному материалу, теперь он во время путешествий по Уралу, Средней Азии, Памиру, Дагестану, Псковской и Владимирской Руси создает карандашом и акварелью самостоятельные станковые пейзажи. Подобный поворот к рисунку наметился в нашем искусстве еше в конце 60-х годов. Однако листы Воловича мало напоминают получившую с этого времени широкое распространение «тихую», интимную графику, любовно погружающуюся в неповторимость конкретного объекта, фиксирующую сам процесс восприятия и постижения натуры. У Воловича порой возникающее желание передать непосредственное впечатление приходило в противоречие с внутренней запрограммированностью композиции, свободный росчерк или мазок диссонировал с рациональной логикой графического построения. Целостности художник достигал за счет отказа от всего мимолетного, ускользающего. Изображая древнюю землю со словно сросшимися с ней архитектурными сооружениями, свидетелями многовековой истории человечества, он уже в натуре видел законченное произведение и сразу отбрасывал случайное, делал необходимые перемещения. Выполненные Воловичем в 70-е годы рисунки с их широкими пространственными охватами, жесткостью контуров, тщательной растушевкой, напоминающей литографскую, несут явный след предшествующей работы в книжной графике, в техниках авторской печати. Выполнив в 1980 году иллюстрации к трагедии Гете «Эгмонт», вскоре удостоенные бронзовой медали в Лейпциге, Волович после восьмилетнего перерыва вернулся в книгу. Но теперь он предпочитает, чтобы над макетом и оформлением работали профессиональные дизайнеры и шрифтовики. В книге на специальных вклейках помешены десять диптихов, части которых представляют собой узкие вертикальные створки с изображением конструкций из гигантских крестов и виселиц, теряющих устойчивость и готовых похоронить под собой похожих на марионеток людей. Мотивы, навеянные полотнами Брейгеля и гравюрами Дюрера, дают возможность ощутить эпоху Нидерландской революции и церковных войн. Но для Воловича здесь вновь важно, повторим его собственные слова, не только время событий книги, но и время, в котором он живет. Повествуя об инквизиции XVI века, художник не забывает об ужасах фашизма на Западе, о преступлениях тоталитарной системы в собственном отечестве. Стесненность пространств, мерцающий «цинковый» свет ассоциируются с атмосферой застоя и несвободы. В начале 80-х годов впервые перед иллюстратором шедевр отечественной словесности - «Слово о полку Игореве». Поводом для работы послужило приближающееся 800-летие «Слова», подготовка издания, явившегося итогом трудов уральских историков, литературоведов, переводчиков, в которое и вошли шестнадцать офортов Воловича (1982). Запечатлев сцены нашествий, сражений и расправ, они подчеркнули антивоенное звучание поэмы. Художник, помнящий о страданиях народа в Великой Отечественной войне и ненавидящий те «малые» бессмысленные войны, современником которых ему пришлось быть, проявил здесь свою гражданскую позицию. Столкновение древнерусских мотивов, начиная от очертаний арки, определивших композиционное решение листов, с экспрессивным языком графики XX века усиливает драматическую напряженность серии. Иллюстрации к трагедии Эсхила «Орестея» (1987) – итог осмысления Воловичем мировой литературной классики. Обращение к творению великого греческого драматурга позволяет наиболее обобщенно сказать о том, к чему ведут нравственное ослепление, разрушение естественных людских связей. Как в свое время емкий образ обезличенного человека-робота Воловичу подсказали выставленные в Эрмитаже рыцарские панцири, так теперь обломки антиков помогли метонимическими средствами передать картину разрушающегося мира. Восхитившие зрителя красотой и логикой графического построения иллюстрации к «Орестее» подтолкнули самого мастера к обновлению.
К традиционным путешествиям по нашей стране прибавились в годы перестройки и в постсоветский период поездки во Францию, в Западную Германию, в Австрию, Италию, Палестину, во время которых, насколько позволяли обстоятельства, художник работал с натуры. В новых акварелях и темперах, запечатлевших города Востока с громоздящимися плоскими крышами, куполами и минаретами, русские холмистые равнины под клубящимися облаками, готические улочки, валуны Таватуя и бойцы Чусовой, Волович продемонстрировал свое умение соединить метафизическую неповторимость различных краев и земель с живописной свободой и артистизмом... Между тем мысль о книге не покидала Воловича никогда. Объединяя станковые листы в циклы «Цирк», «Средневековые мистерии», «Женщины и монстры», он мечтал о книгах-альбомах, где бы его композиции могли перемежаться по принципу свободных ассоциаций с отрывками из прозаических и поэтических текстов. Но и независимо от подобных замыслов станковые листы Воловича близки к его книжной графике. Как и иллюстрации, они развивают тему во времени, строятся на исторических параллелях, иносказаниях. В советский период эзопов язык художника стимулировался цензурными запретами, хотя вызван был, конечно, не только ими. Ведь с аллегориями, театральными и цирковыми метафорами Волович не расстается и сегодня. Они позволяют ему создать обобщенную картину мира, затронуть вечные темы человеческих страстей, пороков и слабостей.
Складывавшиеся на протяжении нескольких десятилетий тематические циклы убеждают в том, что Волович, при всей верности излюбленным образам и пластическим приемам, не остается неизменным. И дело, конечно, не только в том, что на смену черно-белым офортам пришла монотипия, а затем гуашь и акварель, что, как и в пейзажах, в сюжетных композициях возрастает роль цвета, но прежде всего в том, что искусство мастера наполняется новыми мыслями и настроениями. Так, появившийся в 80-х годах образ готического собора – модели вселенной дал возможность выразить чувства, отличные от тех, которыми обычно наполнялись у Воловича средневековые мотивы. В одной из композиций, выполненных в технике гравюры на картоне и кальке, сквозь причудливые формы храма прорастает фигура епископа, погруженного в глубокое раздумье. Рассчитанные на последовательное восприятие оттиски отличаются один от другого по цвету. Изображение то появляется в золотистом или серебряном сиянии, то почти исчезает, растворяясь в гамме приглушенных цветов. Листы слагаются в скорбную, но величественную живописно-графическую сюиту, повествующую о жизни человеческого духа, о мучительных исканиях истины. Все более сложное решение приобретает у Воловича проблема добра и зла. Обращаясь к языческому миру в листах 90-х годов из цикла «Женщины и монстры», художник делает попытку вообще подняться над этими категориями, над сковывающими установками. Но это лишь игра: совсем уйти от этических оценок Волович не может, да, очевидно, и не хочет; заглядывая в бессознательное, он лишь ограждается от морализаторства. Волович ироничен, а порой и беспощаден, в первую очередь, к себе. О нем, о художнике, о его мире повествует недавно завершенная красочная серия «Моя мастерская», о которой Волович убедительно рассказывает сам: «Мастерская - пространство жизни, ее сценическая площадка. В этом пространстве жизнь реальная переплетается с вымыслом. Возвышенное - с ничтожным. Глубокое - с сиюминутным. Жизнь неотделима от игры, а игра, собственно, и есть жизнь. Вся. От глубоко интимного до выставленного напоказ. От «все для себя» до «все на продажу». Это притчи из жизни художника. Самые важные сцены из нее: размышления. Творческая неудача. Жажда совершенства. Честолюбие... Это цикл, в который могут быть включены все новые и новые сюжеты. Это роман в рисунках. Роман с продолжением». Таким романом или многоактным непрерывающимся спектаклем предстает все творчество Воловича. Вот только что завершена «Мастерская», а на мольберте уже гигантские «Трагические фарсы»...
Примечания
1. Мать художника, Клавдия Владимировна Филиппова (1902-1950), - журналистка и писательница, автор статей, инсценировок, рассказов, повестей. Наиболее популярными были неоднократно переиздававшиеся повести «В гимназии» (1938) и «Между людьми» (1940). Сотрудничала в свердловской печати: в газете «Уральский рабочий», журнале «Уральский современник» и в «Литературном альманахе». Отчим, Константин Васильевич Боголюбов (1897-1975), - писатель и литературовед, исследователь уральской литературы.
2. В Свердловском художественном училище В. М. Волович занимался на живописном отделении. Его учителями были А.А. Жуков (1901-1978) и О.Д.Коровин, который как опытный книжный график оказывал на Воловича влияние и в послеучилищные годы. Большое значение для Воловича имело обшение в юности с живописцем С.А.Михайловым (1905-1985), жившим по соседству на улице Мамина-Сибиряка.
3 Оформление и иллюстрации к книге «Обезьяна и черепаха», удостоенные диплома
на Всесоюзном конкурсе «Лучшие книги СССР 1959 года» и большой серебряной медали на Выставке достижений народного хозяйства, были выполнены В. М. Воловичем совместно с женой, Тамарой Сергеевной Волович (1928-1999), художницей, работавшей в книжной и прикладной графике.
4. Мысль о «театре Воловича» неоднократно высказывалась свердловским театроведом Яковом Соломоновичем Тубиным (1925-1989), дружеское общение с которым много значило для художника - интерпретатора мировой литературы.
