Чарльз Буковски: Хлеб с ветчиной. Чарльз Буковски «Хлеб с ветчиной Хлеб с ветчиной чарльз буковски

Название

Оригинальное название романа «Ham on rye» может являться отсылкой к произведению Джерома Дэвида Сэлинджера «The Catcher in the Rye» (1951, русские переводы: «Над пропастью во ржи », «Ловец во ржи»), в котором также от первого лица рассказывается о становлении характера и проблемах взросления. Дословный перевод «Ham on Rye» может звучать как «Бездарность во ржи». «Одно из редких произведений мэтра, посвященных не столько выпивке, сколько закуске.» - едко замечает рецензент «Русского журнала»

Автобиографичность

Подавляющая часть произведений Чарлза Буковски представляет собой автобиографическое творчество. И в поэзии, и в прозе часто фигурирует alter ego писателя, его лирический антигерой - Генри Чинаски . Писатель уклончиво отвечал о том, можно ли поставить знак равенства между ним и Чинаски: «Они знают, что это Буковски, но, если даёшь им Чинаски, они как бы могут сказать: „О, какой же он клёвый! Называет себя Чинаски, но мы-то знаем, что это Буковски“. Тут я их как бы по спинке похлопываю. Они это обожают. Да и сам по себе Буковски все равно был бы слишком праведным; понимаете, в смысле „ я все это сделал“. <…> А если так поступает Чинаски, то я, может быть, этого и не делал, понимаете, может, это выдумка » . Девяносто девять из ста работ, говорил Буковски, автобиографичны . В ответ на вопрос журналиста о том, где заканчивается Генри Чинаски и начинается Чарльз Буковски, писатель отвечал, что они - практически одно и то же, за исключением мелких виньеток, которыми он украшал своего героя от скуки . Впрочем, Буковски не отрицал, что почти во всех его работах присутствует небольшая доля выдумки.

Драю там, где надо надраить, и выбрасываю то, что… не знаю. Чистая избирательность. В общем всё, что я пишу, - по большей части факты, но они еще приукрашены выдумкой, вывертами туда-сюда, чтобы отделить одно от другого. <…> На девять десятых факта одна десятая выдумки, чтобы всё расставить по местам.

Сюжет

Основная линия развития сюжета неотрывно связана с взрослением главного героя - Генри Чинаски-младшего, начиная с его ранних детских воспоминаний и заканчивая старшей школой.

Персонажи

Подобно Генри, семья Чинаски была «списана» с семьи автора. На это указывает множество фактов. Например, родители Чинаски, как и родители Буковски познакомились в Германии после Первой мировой войны .

• Генри Чинаски-старший (англ. Henry Chinaski) - отец Чинаски-младшего. После знакомства с Кэти и рождения Чинаски-младшего переезжает вместе в семьей в Лос-Анджелес, где устраивается работать молочником. Часто и с особой жестокостью бьет сына и жену. С развитием сюжета конфликт между ним и сыном обостряется, Чинаски-старший находит рукописи Генри и выкидывает их на улицу, выгоняя Генри на улицу.

• Кэтрин Чинаски - мать Чинаски-младшего. Слабая и безвольная женщина, на протяжении многих лет терпевшая побои от своего мужа. Единственный человек человек в романе, не сочувствующий Генри. Она понимает, насколько далёк от идеала её сын, однако любит его и верит в то, что писательский талант Генри со временем получит признание.

• Эмили Чинаски - бабушка Генри со стороны отца. Она появляется в романе дважды. Первых раз в детских воспоминаниях главного героя со словами: «Я похороню вас всех!». Второй раз она приходит с распятием для того, чтобы изгнать «дьявола» (так Эмили называет акне) из внука.

• Лео Чинаски - дедушка Генри со стороны отца. Сбежал от своей жены и заливает алкоголем «бездарно промотанную жизнь». Чинаски запоминает его как красивого мужчину. При встрече Лео дарит внуку золотые часы и немецкий железный крест .

Отзывы и критика

Русский перевод

Русский перевод романа выполнен Юрием Медведько в 2000 году. Предполагается, что «штатный переводчик Буковски» Виктор Коган в это время был занят переводом «Раскрашенной птицы» Ежи Косински .

Примечания

Ссылки

• Чарлз Буковски. Хлеб с ветчиной. // Перевод с английского Юрия Медведько. - СПб. : Новое культурное пространство; Литера, 2000. - 270 с. - (Книги Бука). - 2000 экз. - ISBN 5-86789-128-3
• Ernest Fontana. Bukowski’s Ham on Rye and the Los Angeles Novel. The Review of Contemporary Fiction. - 1985. Стр.4-8
• Сведения о романе «Хлеб с ветчиной» на сайте Лаборатория фантастики
• Цитаты из романа на сайте «Новая Литература» (рус.)
• Цитаты из романа (англ.)

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Хлеб с ветчиной" в других словарях:

ХЛЕБ С ВЕТЧИНОЙ

Чарльз Буковски

Всем отцам посвящается

Август 8, 1981

Моей писаниной заинтересовались итальянцы. Марко Феррери закончил фильм по книге «Истории обыкновенного безумия». Чинаски играет Бен Газзара. Несколько сцен они снимали в Калифорнии в Венисе. Я выпивал с Феррери и Беном - приличные парни.

Но это все в прошлом, это позади. Впереди роман - «Хлеб с ветчиной», 244 страницы. Книга начинается с того момента, как я себя помню, и заканчивается бомбежкой Перл Харбора. (Тогда казалось, что Япония обязательно победит…) Желательно управиться за пару недель.

А потом на скачки…

Август 6, 1982

«Хлеб с ветчиной» вышел. Теперь ты можешь узнать, почему я готов поставить на кого угодно, кроме людского племени.

Мое первое воспоминание - я сижу под столом. Вокруг меня ноги людей вперемежку с ножками стола, бахрома свисающей скатерти. Темно, и мне нравится сидеть под столом. Это было в Германии в 1922 году, мне тогда шел второй год. Под столом я себя чувствовал превосходно. Казалось, никто не знает, где я нахожусь. Я наблюдал за солнечным лучиком, который странствовал по половику и ногам людей. Мне нравился этот «странник». Ноги людей были мало интересны, по крайней мере, не так, как свисающая скатерть, или ножки стола, или солнечный лучик.

Потом провал… и рождественская елка. Свечи. На ветках маленькие птички с крохотными ягодными веточками в клювиках, на макушке - звезда. Двое взрослых орут и дерутся, потом садятся и едят, всегда эти взрослые едят. И я ем тоже. Моя ложка устроена таким образом, что если я хочу есть, то мне приходится поднимать ее правой рукой. Как только я пробую орудовать левой, ложка проскакивает мимо рта. Но мне все равно хочется поднимать ложку левой.

Двое взрослых: один, что покрупнее, - с вьющимися волосами, большим носом, огромным ртом и густыми бровями; он всегда выглядел сердитым и часто кричал; другая, что помельче, - тихая, с круглым бледным лицом и большими глазами. Я боялся обоих. Иногда появлялась и третья - жирная старуха в платье с кружевным воротником. Еще помню огромную брошь на ее груди и множество волосатых бородавок на лице. Первые двое звали ее «Эмили». Собравшись втроем, они плохо ладили. Эмили - моя бабушка по линии отца. Отца звали Генри, мать - Катарина. Я никогда не обращался к ним по имени. Я был Генри-младший. Все эти люди говорили на немецком, то же пытался делать и я.

Первые слова, которые я помню, были слова моей бабушки, произнесенные за обеденным столом. «Я всех вас похороню!» - заявила она, перед тем как мы взяли свои ложки. Эмили неизменно повторяла эту фразу, когда семья садилась за стол. Вообще, казалось, что нет ничего важнее еды. По воскресным дням мы ели картофельное пюре с мясной подливкой. По будням - ростбиф, колбасу, кислую капусту, зеленый горошек, ревень, морковь, шпинат, бобы, курятину, фрикадельки со спагетти, иногда вперемешку с равиоли; еще был вареный лук, спаржа и каждое воскресенье - земляника с ванильным мороженым. За завтраком мы потребляли французские гренки с сосисками либо лепешки или вафли с беконом и омлетом. И всегда кофе. Но что я помню лучше всего, так это картофельное пюре с мясной подливкой и бабушку Эмили со своим «я всех вас похороню!»

После того как мы перебрались в Америку, бабушка часто приходила к нам в гости, добираясь из Пасадены в Лос-Анджелес на красном трамвае. Мы же изредка навещали ее на своем «форде».

Мне нравился дом моей бабушки. Маленькое строение в тени перечных зарослей. Эмили держала множество канареек в разновеликих клетках. Один наш визит я помню особенно хорошо. В тот вечер бабушка накрыла все свои клетки белыми капотами, чтобы птицы заткнулись. Взрослые уселись в кресла и повели разговор. В комнате было пианино, я примостился у инструмента и, ударяя по клавишам, вслушивался в раздающиеся звуки. Больше всего мне нравились крайние клавиши верхнего регистра - их звуки походили на удары кусочков льда друг о друга.

Скоро ты прекратишь это? - рявкнул отец.

Пусть мальчик поиграет, - заступилась бабушка. Моя мать лишь улыбнулась.

Этот карапуз, - поведала всем бабушка, - когда я попыталась вытянуть его из кроватки, чтобы поцеловать, ударил меня по носу! Они снова заговорили о своем, а я продолжил играть на пианино.

Почему ты не настроишь инструмент? - нервничал отец. Потом меня позвали навестить моего дедушку. Он не жил с бабушкой. Мне говорили, что дедушка плохой человек и от него дурно пахнет.

Они не отвечали.

Почему от него дурно пахнет?

Он пьет.

Мы загрузились в «форд» и отправились навестить дедушку Леонарда. Когда машина подъехала к его дому и остановилась, хозяин уже стоял на крыльце. Он был стар, но держался очень прямо. В Германии дедушка был армейским офицером и подался в Америку, когда прослышал, что даже улицы там мощены золотом. Золота не оказалось, и Леонард стал главой строительной фирмы.

Никто не выходил из машины. Дедушка подал мне знак движением пальца. Кто-то открыл дверь, я выбрался из машины и пошел к старику. Его волосы и борода были совершенно белыми и слишком длинными. По мере приближения я мог видеть, что глаза его необыкновенно сверкают, как голубые молнии. Я остановился в небольшом отдалении от старика.

Генри, - проговорил дедушка, - мы хорошо знаем друг друга. Заходи в дом.

Он протянул мне руку. Когда я подошел ближе, мое обоняние уловило крепкий дух его дыхания. Запах действительно был дурным, но он исходил от самого хорошего человека, которого я знал, и поэтому не пугал меня.

Я проследовал за ним в дом. Дедушка подвел меня к стулу.

Садись. Я очень рад видеть тебя, - сказал он и ушел в другую комнату.

Когда дедушка возвратился, в руках у него была маленькая жестяная коробочка.

Это тебе. Открой.

Я никак не мог справиться с крышкой, коробочка не открывалась.

Подожди, - вмешался дедушка, - дай-ка я помогу тебе. Он ослабил крышку и протянул коробочку мне обратно. Я откинул крышку и заглянул внутрь: там лежал крест - Германский крест на ленточке.

Ой, нет, - сказал я, - ты же хранишь его.

Бери, это всего лишь окислившийся значок.

Спасибо.

Теперь тебе лучше идти. Иначе они будут волноваться.

Ладно. До свидания.

До свидания. Генри. Нет, подожди-ка…

Я остановился. Он запустил пальцы в маленький кармашек своих широких брюк, вытянул за длинную золотую цепочку золотые карманные часы и протянул их мне.

Спасибо, дедушка…

Все ждали меня, не покидая машины. Я вышел из дома, занял свое место в «форде», и мы тронулись в обратный путь. Всю дорогу бабушка и родители без умолку болтали о разных вещах. Эти люди могли трындеть о чем угодно, но никогда не говорили о моем дедушке.

Одним из самых выдающихся произведений Чарльза Буковски считается «Хлеб с ветчиной». Это автобиографический роман о периоде депрессии 30-х годов 20 века. Язык писателя не только прост и доступен, но также может быть прямолинеен, шокируя читателей. Эта книга – история взросления мальчика, который рассказывает о том, каким видит этот мир и как к нему относится. Прототипом главного героя Генри выступает сам автор. Многие события из романа можно соотнести с его жизнью.

Генри размышляет о своей жизни, у него на всё есть своё мнение. Мальчик растёт в неблагополучной семье. Отец постоянно избивает их с матерью. Мать уже много лет терпит это насилие, не в состоянии бороться или уйти. У Генри не ладятся отношения с одноклассниками, он не любит их, а они отворачиваются от него. Мальчику не нравится, как ведут себя сверстники, что говорят, он не принимает их ценностей. Также он не любит и своих родителей. Весь мир кажется ему чужим. Только одно он может делать постоянно – лежать под одеялом, потому что только так его никто не трогает и не вмешивается в его жизнь.

Автор описывает переживания подростка, который столкнулся с действительностью, не вызывающей в нём положительных эмоций. Парень считает, что все здесь только и хотят, что поскорее слиться с серой массой, не выделяться. Общество интересует только удовлетворение своих основных инстинктов, девушки издалека кажутся красивыми, а вблизи начинаешь замечать множество их недостатков. Люди хотят, чтобы их обманывали. Всё это кажется герою глупым и отвратительным. Это рассказ о трагедии души сентиментального мальчика, который видит все пороки современного общества и не готов примириться с ними, как все остальные.

Это произведение может быть воспринято как нечто слишком прямолинейное и даже грубое. Грубое выражение мнений и рассуждений героя, слова, но главное – правда. А неприятную правду слышать мало кто хочет. Произведение может буквально перевернуть всё в сознании и заставит переосмыслить жизнь.

Произведение относится к жанру Проза. Оно было опубликовано в 1982 году издательством Эксмо. Книга входит в серию "Book Revolution". На нашем сайте можно скачать книгу "Хлеб с ветчиной" в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt или читать онлайн. Рейтинг книги составляет 4.09 из 5. Здесь так же можно перед прочтением обратиться к отзывам читателей, уже знакомых с книгой, и узнать их мнение. В интернет-магазине нашего партнера вы можете купить и прочитать книгу в бумажном варианте.

Мое первое воспоминание – я сижу под столом. Вокруг меня ноги людей вперемежку с ножками стола, бахрома свисающей скатерти. Темно, и мне нравится сидеть под столом. Это было в Германии в 1922 году, мне тогда шел второй год. Под столом я себя чувствовал превосходно. Казалось, никто не знает, где я нахожусь. Я наблюдал за солнечным лучиком, который странствовал по половику и ногам людей. Мне нравился этот «странник». Ноги людей были мало интересны, по крайней мере, не так, как свисающая скатерть, или ножки стола, или солнечный лучик.

Потом провал… и рождественская елка. Свечи. На ветках маленькие птички с крохотными ягодными веточками в клювиках, на макушке – звезда. Двое взрослых орут и дерутся, потом садятся и едят, всегда эти взрослые едят. И я ем тоже. Моя ложка устроена таким образом, что если я хочу есть, то мне приходится поднимать ее правой рукой. Как только я пробую орудовать левой, ложка проскакивает мимо рта. Но мне все равно хочется поднимать ложку левой.

Двое взрослых: один, что покрупнее, – с вьющимися волосами, большим носом, огромным ртом и густыми бровями; он всегда выглядел сердитым и часто кричал; другая, что помельче, – тихая, с круглым бледным лицом и большими глазами. Я боялся обоих. Иногда появлялась и третья – жирная старуха в платье с кружевным воротником. Еще помню огромную брошь на ее груди и множество волосатых бородавок на лице. Первые двое звали ее «Эмили». Собравшись втроем, они плохо ладили. Эмили – моя бабушка по линии отца. Отца звали Генри, мать – Катарина. Я никогда не обращался к ним по имени. Я был Генри-младший. Все эти люди говорили на немецком, то же пытался делать и я.

Первые слова, которые я помню, были слова моей бабушки, произнесенные за обеденным столом. «Я всех вас похороню!» – заявила она, перед тем как мы взяли свои ложки. Эмили неизменно повторяла эту фразу, когда семья садилась за стол. Вообще, казалось, что нет ничего важнее еды. По воскресным дням мы ели картофельное пюре с мясной подливкой. По будням – ростбиф, колбасу, кислую капусту, зеленый горошек, ревень, морковь, шпинат, бобы, курятину, фрикадельки со спагетти, иногда вперемешку с равиоли; еще были вареный лук, спаржа и каждое воскресенье – земляника с ванильным мороженым. За завтраком мы поглощали французские гренки с сосисками либо лепешки или вафли с беконом и омлетом. И всегда кофе. Но что я помню лучше всего, так это картофельное пюре с мясной подливкой и бабушку Эмили со своим «Я всех вас похороню!»

После того как мы перебрались в Америку, бабушка часто приходила к нам в гости, добираясь из Пасадены в Лос-Анджелес на красном трамвае. Мы же изредка навещали ее на своем «форде».

Мне нравился бабушкин дом. Маленькое строение в тени перечных зарослей. Эмили держала множество канареек в разновеликих клетках. Один наш визит я помню особенно хорошо. В тот вечер бабушка накрыла все свои клетки белыми капотами, чтобы птицы заткнулись. Взрослые уселись в кресла и повели разговор. В комнате было пианино, я примостился у инструмента и, ударяя по клавишам, вслушивался в раздающиеся звуки. Больше всего мне нравились крайние клавиши верхнего регистра – их звуки походили на удары кусочков льда друг о друга.

– Скоро ты прекратишь это? – рявкнул отец.

– Пусть мальчик поиграет, – заступилась бабушка.

Моя мать лишь улыбнулась.

– Этот карапуз, – поведала всем бабушка, – когда я попыталась вытянуть его из кроватки, чтобы поцеловать, ударил меня по носу!

Они снова заговорили о своем, а я продолжил играть на пианино.

– Почему ты не настроишь инструмент? – нервничал отец.

Потом меня позвали навестить моего дедушку. Он не жил с бабушкой. Мне говорили, что дедушка плохой человек и от него дурно пахнет.

– Почему от него дурно пахнет? Они не отвечали.

– Почему от него дурно пахнет?

– Он пьет.

Мы загрузились в «форд» и отправились навестить дедушку Леонарда. Когда машина подъехала к его дому и остановилась, хозяин уже стоял на крыльце. Он был стар, но держался очень прямо. В Германии дедушка был армейским офицером и подался в Америку, когда прослышал, что даже улицы там мощены золотом. Золота не оказалось, и Леонард стал главой строительной фирмы.

Никто не выходил из машины. Дедушка подал мне знак движением пальца. Кто-то открыл дверь, я выбрался из машины и пошел к старику. Его волосы и борода были совершенно белыми и слишком длинными. По мере приближения я мог видеть, что глаза его необыкновенно сверкают, как голубые молнии. Я остановился в небольшом отдалении от старика.

– Генри, – проговорил дедушка, – мы хорошо знаем друг друга. Заходи в дом.

Он протянул мне руку. Когда я подошел ближе, то уловил крепкий дух его дыхания. Запах действительно был дурным, но он исходил от самого хорошего человека, которого я знал, и поэтому не пугал меня.

Я проследовал за ним в дом. Дедушка подвел меня к стулу.

– Садись. Я очень рад видеть тебя, – сказал он и ушел в другую комнату.

Когда дедушка возвратился, в руках у него была маленькая жестяная коробочка.

– Это тебе. Открой.

Я никак не мог справиться с крышкой, коробочка не открывалась.

– Подожди, – вмешался дедушка, – дай-ка я тебе помогу.

Он ослабил крышку и протянул коробочку мне обратно. Я откинул крышку и заглянул внутрь: там лежал крест – Германский крест на ленточке.

– Ой, нет, – сказал я, – ты же хранишь его.

– Бери, это всего лишь окислившийся значок.

– Спасибо.

– Теперь тебе лучше идти. Иначе они будут волноваться.

– Ладно. До свидания.

– До свидания, Генри. Нет, подожди-ка…

Я остановился. Он запустил пальцы в маленький кармашек своих широких брюк, вытянул за длинную золотую цепочку золотые карманные часы и протянул их мне.

– Спасибо, дедушка…

Все ждали меня, не покидая машины. Я вышел из дома, занял свое место в «форде», и мы тронулись в обратный путь. Всю дорогу бабушка и родители без умолку болтали о разных вещах. Эти люди могли трындеть о чем угодно, но никогда не говорили о моем дедушке.

Помню наш «форд» – «модель Т». Высокие подножки казались приветливыми и в холодные дни, и ранним утром, и в любое время. Чтобы завести автомобиль, отец должен был вставлять спереди в двигатель рукоять и довольно долго крутить ее.

– Так можно и руку сломать. Отдача, будто лошадь лягается.

По воскресеньям, когда бабушка не приезжала к нам, мы совершали на «модели Т» прогулки. Мои родители любили апельсиновые рощи. Мили за милями тянулись деревья, покрытые цветами либо усеянные плодами. Родители заготавливали для пикника корзинку и металлический ящик. В ящик, среди кусков сухого льда, помещали банки с разными фруктами, в корзинку упаковывали сэндвичи со шницелем, ливерной колбасой и салями, а еще картофельные чипсы, бананы и содовую. Напиток постоянно попадал между корзинкой и ящиком-холодильником, он быстро остывал, и потом приходилось ждать, пока солнце его согреет.

Отец курил сигареты «Кэмэл» и мог показать нам кучу игр и фокусов с пачкой от этих сигарет. Например, сколько пирамид изображено на рисунке? Нужно было сосчитать их. Мы считали, а после он показывал гораздо больше, чем нам удалось обнаружить.

Были еще трюки с горбами верблюдов и с написанными словами. О, это были волшебные сигареты!

Особенно врезалось в память одно воскресенье. Наша корзинка для пикников была уже пуста, но несмотря на это мы ехали вдоль апельсиновых рощ все дальше и дальше от нашего дома.

– Папочка, а у нас хватит бензина? – поинтересовалась мать.

– Хватит, хоть залейся этим чертовым бензином.

– А куда мы едем?

– Хочу набрать себе немного апельсинов, черт бы их побрал!

Остаток пути мать просидела очень тихо. Наконец отец съехал на обочину и остановился неподалеку от проволочного заграждения. Некоторое время мы сидели в машине и прислушивались. Потом отец открыл дверцу и вышел.

Это автобиография вперемешку с исповедью. Буковски рассказывает обо всем прямо и откровенно. Сдирает с людей шелуху лжи и лицемерия, которой они прикрываются. Его предложения просты и сердиты. В его письме чувствуется гнев. Главный герой читает Достоевского, Тургенева, Хэмингуэя, Горького, находя много общего между проблемами книжных героев и своими собственными. Многое можно сказать о человеке, если знать, какие книги он читает.

Интересно сравнивать истории взросления героев у разных авторов. Брэдбери с трилогией «Вино из одуванчиков» и Буковски с «Хлебом и ветчиной». Небо и земля. Лирики и сентиментальности в этой книге вы не найдете, а если и найдете, то достаточно своеобразную. Если хотите получить краткую аннотацию к книге, поставьте «Армию жизни» Кинчева: «сыновья помоек и обоссанных стен, солдаты дна»...

Заканчивает этот правдивый роман достойная концовка, в полной мере отвечающая на вопрос «что дальше?», но еще больше усугубляющая ответ на вопрос «что делать?».

Оценка: 10

Буковски в каком-то роде достоин восхищения. Вот живёт такой самый обыденный алкаш и тунеядец. Перебивается кое-как случайной работой. Бухает, блюёт, снова бухает. Даёт в табло, получает в табло. Серая повседневность. Встретишь, отвернёшься, забудешь. Но если алкаш начитан, то он своё свинство возведёт в род философии. А если он ещё и писать умеет здорово, то у него получится свой алкоголизм и безволие продать публике за неплохие деньги. Молодец!

А с другой стороны чем-то цепляет. Добрый от природы парень, которому в жизни не повезло. Не так, чтобы дико не повезло, умеренно, но сил и желания с невезлом бороться не хватает. Как и большинству из нас. Ну да, мы пьём меньше, работаем больше, держим себя в руках и имитируем смысл в жизни. Но по сути также бултыхаем вниз по течению, пока мир вокруг выцветает до полной сепии. Такие же безвольные страдальцы, не способные выйти из круга запрограмированных действий.

Только писать не умеем.

Оценка: 6

Роман прочитан по рекомендации vessar, как роман, весьма схожий с «Жизнью мальчишки». Купился и прочел. Ничего подобного. Некая схожесть миновала после нескольких первых страниц (удивленный взгляд на мир, папа-развозит молоко).

С первых строк романа всерьез дыхнуло Довлатовым. Не склонен думать, что он содрал стилистику повествования с Буковски, однако, действительно. Очень похоже. Передача ситуации и эмоций одной строкой, мрачный юмор алкоголика. Автобиографический роман, в котором главный герой - сам Буковски (Генри Чинаски), сын эмигрантов из Германии в Америку. Генри растет непростым ребенком. С детства над ним висит призрак его недовольного отца, уличные драки, заболевание угревой сыпью и ранний алкоголизм. В окружающем пост-Велико-Депрессионном обществе, Чинаски не видит для себя будующего, он не желает играть по-правилам общества, он грезит великим и как и любой умерщвленный в куколке романтик начинает пить, чтобы справиться с внутренним противоречием.

Описываются младые годы Чинаски, его учеба в школе и юношество, мечтания о сексе, драки, чтение Тургенева и Бернарда Шоу. Роман напичкан нецензурщиной, которой на мой взгляд чересчур много. Тем не менее - роман считаю очень удачным. Быть может, «Почтамт» следующий прочту.

Оценка: 9

Рост в период депрессии

Одним из показателей мастерства автора, описывающего свою собственную жизнь, становится такой стиль, где нет рефлексий и оценок, где даются голые факты, а художественный вымысел раскрывает позицию зрелого человека, переосмыслившего жизнь. Буковски сделал это с иронией. В этой книге мало веселых вещей, её события драматичны, слова и поступки жестоки, чувства пошлы, но за счёт отношения рассказчика к происходящему мрак нищенской жизни в годы Великой депрессии и начала нацистской войны в Старом свете больше не кажется худшим местом.

На мой взгляд, нет ничего более увлекательного, чем хорошо рассказанная правдивая история, история, в которой расставлены акценты, в которой оставлено все самое важное, которая может запросто распасться на драматичные анекдоты. Чего-то подобного я жду от людей обычных, когда происходит знакомство. И знакомство с Чарльзом Буковски состоялось! Но для меня до самого последнего момента события книги оставались вымыслом, хоть и таким, который поражает правдоподобностью.

«Хлеб с ветчиной» - роман взросления. В ем не нужно искать интриги и сюжетной арки, жизнь идёт своим чередом, начавшись с момента любого воспоминания и закончившись перед реальностью настоящего момента. Именно таким было ощущение обрыва в конце: все время пребывая вместе с Генри Хэнком Чинаски в его Америке тридцатых, ты вместе с ним, в алкогольном опьянении, как будто попадаешь в безвременье, а выходишь из него в своё собственное время.

Роман посвящён всем отцам, и именно обвинение в адрес родителей - единственная вещь, которая звучит не фактом, а криком души. Рабская жизнь ребёнка существует в рамках представлений главы семьи, самого сильного его члена. И в книге не только судьба Чинаски показана как результат, вытекающий из взглядов и материального достатка семьи, в которой приходится расти - и богатеи, и отщепенцы учились вместе с Генри-младшим в одной школе и жили по соседству, но только после выпускного все разошлись на непреодолимые расстояния друг от друга, хотя казалось, что в учебе вместе, в одних и тех же рядах кадетских классов или спортивных команд удача могла прийти к любому. Генри Чинаски осознавал куда более дальновидную истину - дальше, в жизни за переделками школы, такого не будет, и выбрасывает чудом заработанную медаль в канализацию.

Подобные взгляды главного героя книги постоянно будут сталкиваться с обывательскими стереотипами о заработке и семье. Такими стереотипами и живут родители, такими стереотипами жил отец Генри Чинаски. Он хотел быть похожим на типичного отца-работягу, обеспечивающего свою семью, верил, что каждый отец должен покупать дом для будущего поколения и таким образом умножать недвижимость, а, по логике, и потомство. Что-то древнеродовое есть в таких взглядах, экспансивное. Рыночная экономика накладывает на это «язычество» свои правила - законы потребительской жизни, где, имея доход, растрачиваешь его на доказательство статуса человека из среднего класса, статус семейного человека, способного обеспечить потомство тем же самым статусом, где меняешь на этот образ свою жизнь. Все реальные мечты и стремления остаются за бортом этого иллюзорного мира либерализма.

В связи с этим в книге присутствует и тема политики, и раз уж в мире начинается Вторая мировая война, все только и говорят об угрозе нацизма, принимая левые стороны. Но и здесь маленький Генри очень ясно чувствует, что патриотизм и ненависть к врагу в душах людей не подкреплены ничем, кроме домыслов. Он ловко строит фразы, очень напоминающие лозунги и тезисы диктаторов, и мало кто из слушателей вникает в их смысл, обращая внимание лишь на форму. И тайно возникающие студенческие правые кружки, и явно заявляющие о себе левые на самом деле остаются в душе такими же точно, как их родители и выбранные ими президенты типичными американскими либералами.

Мне кажется, что несмотря на то что факультет журналистики был выбран героем по причинам высокой степени раздолбайства на нем, именно изучение журналистики дало писателю и его альтерэго обрести ощущение реальной жизни, то столкновение с действительностью, которое делает человека личностью, и тот стиль, который требует чётких фактов. И именно поэтому мы сейчас получаем удовольствие от чтения книг Чарльза Буковски.

Оценка: 10

Книга о том, с чего «всё началось». Юный Генри Чинаски открывает для себя мир. Враждебный мир. И учится, как закрываться от этого мира. Автобиорафичный во многом роман Буковски пронизан искренностью автора, впрочем, как и все его романы о Чинаски.