«Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью едучи в расхлябанном поезде, при свете свечечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал первый маленький рассказ. В городе, в который затащил меня поезд, отнес рассказ в редакцию газеты. Там его напечатали», - вспоминал Михаил Булгаков в «Автобиографии».
Город этот - Грозный, в то время «белый», куда врач Булгаков приехал из Владикавказа, а рассказ (вернее, эссе) назывался «Грядущие перспективы». Перспективы были неутешительные: «Теперь, когда наша несчастная родина находится на самом дне ямы позора и бедствия, в которую ее загнала "великая социальная революция" у многих из нас все чаще и чаще начинает являться одна и та же мысль… Она проста: а что же будет с нами дальше?.. Безумство двух последних лет толкнуло нас на страшный путь, и нам нет остановки, нет передышки. Мы начали пить чашу наказания и выпьем ее до конца…»
Это предсказание мы успели оценить. Не случайно в знаменитом письме «Правительству СССР» Михаил Булгаков сказал о себе: «…я - МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ» (выделено Булгаковым). Свои взгляды на роль революции писатель не пересмотрел до конца жизни. Крушение монархии означало для Булгакова крушение самой России.
В 1966 году, через 26 лет после смерти писателя, журнал «Москва» начал публикацию его главного романа «Мастер и Маргарита», и «в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой» в советскую литературу вошел прокуратор Иудеи Понтий Пилат, при котором на заре христианской эры совершились трагические события на Голгофе, - вошел в тот момент, когда страдал непобедимой головной болью, и эта боль физически передалась впечатлительному читателю. Исцелил от нее прокуратора, а вместе и читателя, Иешуа Га-Ноцри. И при каждом новом прочтении, дойдя до главы «Понтий Пилат», головная боль, как и избавление от нее, будут повторяться. Какая мистическая сила слова и «действенная» метафора! Крайне сдержанная в оценках Анна Ахматова, прочтя роман еще в рукописи, сказала об авторе: «Он гений».
Изначально книга была задумана как «роман о дьяволе». Объявившийся в Москве 1920-х годов Воланд со свитой не особенно удивил читателя. «Специалист по черной магии», каковым он назвался, а публикой принятый за иностранца, Воланд вполне вписывался в компанию и посетителей «Дома Грибоедова», этой ярмарки тщеславия - беллетриста Бескудникова, поэта Двубратского, писательницы Штурман Жорж… («"Вы - писатели?" - спросила команду Воланда у входа в дом литераторов вахтерша. - "Безусловно", - с достоинством ответил Коровьев».), и с директором Варьете Степой Лиходеевым, и с администратором Варенухой… Вполне инфернальные фамилии!
Поразительно другое: в стране, где «большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о Боге», - как утверждал редактор «толстого журнала» Берлиоз, это самое «большинство» настолько заинтересовалось личностью Иешуа Га-Ноцри, что в начале семидесятых Новый Завет, в котором можно было узнать подлинную историю Иисуса Христа, стал одной из самых спрашиваемых книг на черном рынке, в других местах приобрести его было невозможно.
Роман произвел переворот, сначала светский, в сознании советского человека. «Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства: "Вы - атеисты?!" - "Да, мы - атеисты", - улыбаясь ответил Берлиоз…» Загадочный иностранец удивился: «"Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?" - "Сам человек и управляет", - поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос. "Виноват, - мягко отозвался неизвестный, - для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?"»
После появления «Мастера и Маргариты», сразу сделавшейся «модной» книгой, называть себя атеистом стало как-то «неприлично». Не то чтобы все немедленно бросились посещать церковь, однако Новый Завет, прочитанный вслед за романом любознательными читателями сначала чисто литературно, потревожил, раскрыл душевные створки.
Так «роман о дьяволе» напомнил о Боге способом «от противного», что можно выразить строками Есенина: «Но коль черти в душе гнездились - значит, ангелы жили в ней».
Чрезвычайный случай в истории литературы, когда сенсация - а публикация «Мастера и Маргариты» была сенсацией - не умерла на следующий день. Книга, можно сказать, стала «романом века». Жадный интерес к «Мастеру и Маргарите» привел и к публичным мистериям: майские костюмированные балы на Патриарших прудах, приуроченные к дню рождения писателя, всевозможные булгаковские общества, театральная студия на чердаке дома со знаменитой квартирой 302-бис, разукрашенные символами и цитатами из романа стены подъезда…
Удивительно и то, как неуклонно судьба вела писателя к этой главной его книге. Но обо всем по порядку.
Михаил Афанасьевич Булгаков родился 3 (15) мая 1891 года в Киеве и провел там детство и юность. Критика отмечала в стиле Булгакова-писателя яркие поэтические краски, острый малороссийский юмор, «чертовщинку», роднящие его с молодым Гоголем. Любовь к Киеву отразилась во многих произведениях Булгакова. «А Киев! - вспоминал его в Константинополе генерал Чарнота (пьеса «Бег»). - Эх, Киев! - город, красота! Вот так Лавра пылает на горах, а Днепро! Днепро! Неописуемый воздух, неописуемый свет! Травы, сеном пахнет, склоны, долы, на Днепре черторой!»
Отец писателя, Афанасий Иванович Булгаков, был родом из Орла и происходил из семьи священника. В Орле Афанасий Иванович окончил духовную семинарию, а ко времени рождения Михаила был магистром богословия и профессором Киевской духовной академии по кафедре истории и разбора западных исповеданий. Его диссертация с довольно экстравагантным текстом называлась «Очерки истории методизма», ему принадлежат также работы «Баптизм», «Мормонство», «Идеал общественной жизни в католичестве, реформатстве и протестантизме». Он являлся редким специалистом по демонологии, так что эта тема могла заинтересовать будущего писателя еще в родительском доме. Афанасий Иванович ушел из жизни в 1907 году из-за болезни почек (нефросклероз). Мать, Варвара Михайловна, урожденная Покровская, дочь соборного протоиерея, родилась в городе Карачеве Орловской губернии и до замужества несколько лет работала учительницей.
В семье Булгаковых было семеро детей: четыре сестры и три брата. Семейство было дружное, веселое. «У нас в доме интеллектуальные интересы преобладали, - вспоминала сестра писателя Надежда Булгакова-Земская. - Очень много читали. Прекрасно знали литературу. Занимались иностранными языками. И очень любили музыку… наше основное увлечение была все-таки опера. Например, Михаил, который умел увлекаться, видел "Фауст", свою любимую оперу, 41 раз - гимназистом и студентом».
«Фауст» Гёте подскажет Михаилу Булгакову и основную идею «Мастера и Маргариты», выраженную словами гётевского Мефистофеля: «Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», которые стали эпиграфом романа, а также имя героини. Не случайно «Мастера и Маргариту» Булгаков называл «своим "Фаустом"».
По свидетельству сестры, любимыми писателями молодого Булгакова были Гоголь, Салтыков-Щедрин, Чехов, а из западных - Диккенс. В доме читали и нашумевших в ту пору Горького, Леонида Андреева, Куприна, Бунина.
Несмотря на артистизм натуры и влечение к литературе, Михаил Булгаков избрал профессию врача. Окончив медицинский факультет Киевского университета с отличием в 1916 году, он вступил в Красный Крест и добровольно уехал на юго-западный фронт. Работал в военных госпиталях Западной Украины, затем был переведен в Смоленскую область, служил врачом в селе Никольском, а с сентября 1917 года - в Вяземской городской больнице.
Первая жена Михаила Булгакова Татьяна Николаевна Лаппа, с которой он обвенчался в 1913 году, вспоминала: «Там, в Вязьме, по-моему, он и начал писать; писал только ночами… Я спросила как-то: "Что ты пишешь?" - "Я не хочу тебе читать. Ты очень впечатлительная - скажешь, что я болен…" Знала только название - "Зеленый змий"…».
По словам Татьяны Николаевны, годы в Никольском и Вязьме были омрачены пристрастием Булгакова к морфию (рассказ «Морфий»). Чувствовал он себя все хуже и хуже, пока наконец в состоянии крайнего физического и нервного истощения не уехал в Москву, где пытался получить освобождение от военной службы. Привычку к морфию Булгаков преодолел, что почти невероятно и свидетельствует о силе его натуры, а возможно, и о покровительстве судьбы. Болезненный же опыт «расширенного сознания», без сомнения, был задействован в некоторых сценах «Мастера и Маргариты».
Врачебная практика молодого Булгакова нашла отражение в цикле рассказов «Записки юного врача» (1925–1927).
Из-за болезни октябрь 1917 года прошел для Михаила Булгакова почти незамеченным. Вернувшись к нормальной жизни, с начала 1919 года он поселился в Киеве и, как писал в одной из анкет: «…последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город». Полтора года, проведенные в кошмаре Гражданской войны, дали ему материал для будущего романа «Белая гвардия» и рассказа «Необыкновенные приключения доктора» (1922).
Мобилизованный в Киеве белой армией Деникина, Булгаков был отправлен на Северный Кавказ военврачом. Опубликовав в Грозном свой первый рассказ, он сделал окончательный выбор в пользу литературы.
В 1920–1921 годах, работая во Владикавказском подотделе искусств, Булгаков сочинил «с голодухи», как он выразился, пять пьес: «Самооборона», «Братья Турбины», «Глиняные женихи», «Сыновья муллы», «Парижские коммунары», которые желал бы забыть навсегда. «Как перед истинным Богом скажу, если кто меня спросит, чего я заслуживаю: заслуживаю я каторжных работ… Это за Владикавказ, - писал Булгаков в рассказе «Богема». - …грозный призрак голода постучался в мою скромную квартиру… А вслед за призраком постучался присяжный поверенный Гензулаев… Он меня подстрекнул написать вместе с ним революционную пьесу из туземного быта… Мы ее написали в семь с половиной дней, потратив таким образом на полтора дня больше, чем на сотворение мира… Одно могу сказать: если когда-нибудь будет конкурс на самую бессмысленную, бездарную и наглую пьесу, наша получит первую премию… Пьеса прошла три раза (рекорд), и вызывали авторов… я выходил и делал гримасы, чтобы моего лица не узнали на фотографической карточке (сцену снимали при магнии). Благодаря этим гримасам в городе расплылся слух, что я гениальный…» Кавказские впечатления отражены также в повести «Записки на манжетах» (1922–1923).
Булгакова посещали мысли об эмиграции, он даже пытался сесть на один из теплоходов, идущих в Константинополь. Это не удалось, и осенью 1921 года вместе с женой он уехал в Москву. На первых порах работал и секретарем ЛИТО Главполитпросвета, и конферансье в каком-то театрике на окраине… Наконец острое перо помогло ему стать хроникером и фельетонистом некоторых московских газет. В редакции «Гудка» сотрудничал вместе с молодыми Ильфом, Петровым, Катаевым, Бабелем, Олешей. Попав в литературно-журналистскую среду довольно зрелым человеком, держался несколько особняком, называя шумные литературные заседания «балом в лакейской».
Заинтересовалась Михаилом Булгаковым и русская газета «Накануне», издававшаяся в Берлине. «Шлите побольше Булгакова!» - писал оттуда Алексей Толстой московскому сотруднику газеты Э. Миндлину. В литературном приложении к «Накануне» были опубликованы рассказы Булгакова «Похождения Чичикова» (о том, как гоголевские герои обживаются при Советах), «Красная корона», «Чаша жизни» (все - 1922), отрывки из «Записок на манжетах», «Багровый остров. Роман тов. Жюля Верна. С французского на эзоповский перевел Михаил А. Булгаков». По словам писателя, темой его первых рассказов, повестей и фельетонов являлись «бесчисленные уродства нашего быта».
«…Булгаков очаровал всю редакцию светской изысканностью манер, - вспоминал его в ту пору Миндлин. - …Все - даже недоступные нам гипсово-твердый, ослепительно свежий воротничок и тщательно повязанный галстук… целованье ручек у дам и почти паркетная церемонность поклона, - решительно все выделяло его из нашей среды. И уж конечно, конечно, его длиннополая меховая шуба, в которой он, полный достоинства, поднимался в редакцию…»
Такой светский антураж, как и знаменитый булгаковский монокль, некоторым казался неуместным фрондерством - на фоне всеобщей разрухи, хотя в этом нетрудно угадать и обостренное чувство достоинства, и предощущение своей причастности истории. Любовь Евгеньевна Белозерская, в 1924 году ставшая второй женой Булгакова, заметила в воспоминаниях: «Мы часто опаздывали и всегда торопились. Иногда бежали за транспортом. Но Михаил Афанасьевич неизменно приговаривал: "Главное - не терять достоинства". Перебирая в памяти прожитые с ним годы, можно сказать, что эта фраза, произносимая иногда по шутливому поводу, и было кредо всей жизни писателя Булгакова».
В дневниках Михаила Булгакова за 1925 год встречается запись «Сегодня в "Гудке" в первый раз с ужасом почувствовал, что я писать фельетонов больше не могу. Физически не могу». Начинался Булгаков-писатель. К тому времени в альманахе «Недра» вышли две его повести. «Дьяволиада» (1924) - сатира на советскую бюрократию, а также «Роковые яйца» (1925) - о научном открытии «луча жизни», который в невежественных руках представителей новой власти становится лучом смерти.
Созданная в этом же году блестящая философско-сатирическая повесть «Собачье сердце» опубликована не была (вышла лишь в 1987-м) «Это острый памфлет на современность, - писал о повести всесильный зампред совнаркома Л.Б. Каменев, - печатать ни в коем случае нельзя». Со своей колокольни он был прав. В «Собачьем сердце» Булгаков бросил вызов самой идее революции - социальному равенству, понимаемому как то, что «любая кухарка может управлять государством». Не может, - показал Булгаков. Человек, берущийся не за свое дело и не имеющий к нему способностей, становится разрушителем. «Что такое эта ваша разруха?.. - говорит профессор. - Это вот что если я, вместо того чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха». Добрейший пес Шарик, превращенный в ходе хирургического эксперимента профессором Преображенским в «пролетария Шарикова», едва встав на две конечности, начинает агрессивно посягать на роль «начальника» жизни и чуть не сживает со света своего «папашу» профессора.
Булгаков не верил в возможность революционных (хирургических) преобразований, противопоставляя им путь естественной эволюции. Пережив ужас общения со своим созданием, к этой же мысли приходит и профессор Преображенский: «…зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно! Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого… человечество само заботится об этом и, в эволюционном порядке каждый год упорно выделяя из массы всякой мрази, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар».
Во время обыска в 1926 году повесть вместе с дневниками писателя была изъята органами ОГПУ.
К слову сказать, знаменитую фразу «Рукописи не горят», которую в «Мастере и Маргарите» произносит Воланд, подтвердила сама жизнь. Через два года по ходатайству Горького рукопись «Собачьего сердца» и дневники Булгакову вернули. Дневниковые записи он тут же сжег, и они считались погибшими. В конце восьмидесятых годов Комитет государственной безопасности передал в Центральный государственный архив литературы и искусства машинописную и фотографическую копии дневников писателя. В 1997 году они были изданы отдельной книгой и разъяснили многие темные пятна в биографии и творчестве писателя. Так что нужные рукописи действительно не горят.
В 1925 году в журнале «Россия» вышли две части первого булгаковского романа «Белая гвардия» (полностью был опубликован за границей, у нас - в 1966 году). Максимилиан Волошин, назвавший Булгакова «первым, кто запечатлел душу русской усобицы», писал о романе издателю Н.С. Ангарскому: «Эта вещь представляется мне очень крупной; как дебют начинающего писателя ее можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого».
На основе «Белой гвардии» была создана пьеса «Дни Турбиных», премьера которой состоялась во МХАТе 5 октября 1926 года и вызвала необычайный успех у зрителя. Отсутствие тенденциозности в изображении Гражданской войны дало повод критике обвинить автора в апологии белого движения и назвать его «внутренним эмигрантом». На одном из обсуждений «Театральной политики советской власти» (доклад Луначарского) Маяковский шумел в адрес МХАТа: «…начали с тетей Маней и дядей Ваней и закончили "Белой гвардией"! (Смех) …Мы случайно дали возможность под руку буржуазии Булгакову пискнуть - и пискнул. А дальше мы не дадим. (Голос с места: "Запретить?"). Нет, не запретить. Чего вы добьетесь запрещением? Что эта литература будет разноситься по углам и читаться с таким же удовольствием, как я двести раз читал в переписанном виде стихотворения Есенина…»
«Глашатай революции» предлагал попросту освистать «Дни Турбиных» в театре.
Маяковский не раз был партнером Булгакова по игре в бильярд, но «гражданская война» их взглядов продолжалась до трагического конца поэта. «Если в стихотворении "Буржуй-Нуво" Маяковский говорил, что "Дни Турбиных" написаны на потребу нэпманам, - вспоминала Любовь Белозерская, - то в "Клопе" предсказывается писательская смерть М.А. Булгакова. Плохим пророком был Владимир Владимирович! Булгаков оказался в словаре не умерших, а заново оживших слов…»
Защитило пьесу, как ни парадоксально, имя Сталина, который, судя по протоколам театра, смотрел ее семнадцать раз. Вряд ли это объясняется только политическими мотивами. Сталин сам от природы владел даром стихосложения (сохранились его юношеские стихи), и пристальный интерес вождя к литературной жизни страны - а читал он все мало-мальски заметные вещи - был не только идеологического происхождения. Михаила Булгакова он ценил как художника и, возможно, как честного человека, осмелившегося остаться самим собой. Александр Тихонов, хлопотавший на приеме у Сталина за пьесу Эрдмана, передал такие слова вождя: «Эрдман мелко берет… Вот Булгаков!.. Тот здорово берет! Против шерсти берет! Это мне нравится!»
Период с 1925 по 1929 год можно назвать самым благополучным в творческой жизни Булгакова. «Дни Турбиных» поставили Михаила Булгакова в первый ряд драматургов, его пьесы шли в лучших театрах столицы: «Зойкина квартира» (1926) - в Театре Вахтангова (эту пьесу Сталин смотрел восемь раз), в 1928 году на сцене Камерного театра была осуществлена постановка «Багрового острова». Правда, критика его пьес в печати продолжалась. Булгаков собирал все рецензии и вклеивал их в специальный альбом. По его подсчетам, среди них было 298 отрицательных и всего три положительных.
В конце 1920-х годов пьесы Булгакова были сняты с репертуара, а его проза для публикаций считалась «непроходимой». Он был обречен на молчание и несколько раз обращался к ответственным лицам страны с просьбой отпустить его с женой за границу, на что не получил ответов. Наконец в отчаянную минуту, 28 марта 1930 года, Булгаков написал и отослал письмо «Правительству СССР», которое звучит как исповедь писателя. Вот несколько основных положений.
«После того, как все мои произведения были запрещены, среди многих граждан, которым я был известен как писатель, стали раздаваться голоса, подающие мне один и тот же совет.
Сочинить "коммунистическую пьесу" (в кавычках я привожу цитаты), а кроме того, обратиться к Правительству СССР с покаянным письмом, содержащим в себе отказ от прежних моих взглядов, высказанных мною в литературных произведениях, и уверения в том, что отныне я буду работать, как преданный идее коммунизма писатель-попутчик.
Цель: спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели в финале.
Этого совета я не послушался. Навряд ли мне удалось бы предстать перед Правительством СССР в выгодном свете, написав лживое письмо, представляющее собой неопрятный и к тому же наивный политический курбет. Попыток же сочинить коммунистическую пьесу я даже не производил, зная заведомо, что такая пьеса у меня не выйдет.
Созревшее во мне желание прекратить мои писательские мучения заставляет меня обратиться к Правительству СССР с письмом правдивым…
…Борьба с цензурой, какая бы они ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательской долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что если бы кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода.
Вот одна из черт моего творчества… Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических повестях: черные и мистические краски (я - МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное - изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М.Е. Салтыкова-Щедрина.
И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах "Дни Турбиных", "Бег" и в романе "Белая гвардия": упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях "Войны и мира". Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией.
Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает - несмотря на свои великие усилия БЕССТРАСТНО СТАТЬ НАД КРАСНЫМИ И БЕЛЫМИ - аттестат белогвардейца-врага, а получив его, как всякий понимает, может считать себя конченым человеком в СССР…
Я прошу Советское Правительство принять во внимание, что я не политический деятель, а литератор, и что всю мою продукцию я отдал советской сцене…
Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо…
Я ПРОШУ ПРАВИТЕЛЬСТВО СССР ПРИКАЗАТЬ МНЕ В СРОЧНОМ ПОРЯДКЕ ПОКИНУТЬ ПРЕДЕЛЫ СССР…
Если же и то, что я написал, неубедительно и меня обрекут на пожизненное молчание в СССР, я прошу Советское правительство дать мне работу…
Если меня не назначат режиссером, я прошусь на штатную должность статиста. Если и статистом нельзя - я прошусь на должность рабочего сцены…» (Выделено Булгаковым.)
Читая это беспримерное по смелости письмо, на память приходит мысль, высказанная Михаилом Пришвиным. «Может быть, и правда, секрет творческого таланта - в личном поведении автора?»
После «Письма» последовал знаменитый телефонный звонок Сталина на квартиру к Булгакову: «А может быть, правда, пустить вас за границу? Что, мы вам очень надоели?» И затравленный Булгаков сделал неожиданный выбор: «Я очень много думал в последнее время, может ли русский писатель жить вне родины, и мне кажется, что не может». Ему было предоставлено место режиссера МХАТа.
В октябре 1937-го Михаил Булгаков писал Борису Асафьеву: «За семь последних лет я сделал шестнадцать вещей разного жанра, и все они погибли. Такое положение невозможно. В доме у нас полная бесперспективность и мрак». Действительно, из не увидевших сцены пьес и неопубликованных произведений можно составить целый мартиролог. Репетировались, но не были доведены до постановки пьеса «Бег» (1927), продолжавшая тему «Белой гвардии», оборонная пьеса «Адам и Ева» (1931), фантастическая комедия «Блаженство» (1934), пьеса-гротеск «Иван Васильевич» (1935), которую сегодня все знают по замечательному фильму «Иван Васильевич меняет профессию», а также заказная пьеса о юности Сталина «Батум» (1939). Драма «Александр Пушкин Последние дни» (1939) появилась на сцене МХАТа только после смерти Булгакова, как и его инсценировки «Полоумный Журден», «Война и мир» (обе - 1932), «Дон Кихот» (1938) Исключение составили лишь инсценировка «Мертвых душ», поставленная во МХАТе в 1932 году и надолго задержавшаяся в его репертуаре, а также возобновленные по решению правительства в 1932 году «Дни Турбиных». Ни одно из драматургических произведений Булгакова при его жизни опубликовано не было.
Художественно-документальная повесть «Жизнь господина де Мольера» (1933), написанная Булгаковым по предложению Горького для серии «Жизнь замечательных людей», тоже не увидела света, а пьеса «Мольер» в 1936 году прошла на сцене МХАТа всего несколько раз.
Театральный роман с этой труппой исчерпал себя. Булгаков, порвав с МХАТом, перешел на работу в Большой театр либреттистом, а злосчастная судьба драматурга стала темой автобиографического произведения, так и названного - «Театральный роман» (1937). «Сегодня у меня праздник, - сообщал Булгаков в одном из писем 3 октября 1936 года. - Ровно десять лет тому назад совершалась премьера "Турбиных". Сижу у чернильницы и жду, что откроется дверь и появятся Станиславский и Немирович с адресом и подношением… Ценное же подношение будет выражено в большой кастрюле… наполненной той самой кровью, которую они выпили из меня за десять лет». Кстати, первоначальное название «Театрального романа» было вполне погребальным - «Записки покойника».
Кажется невероятным, что Булгаков не только преодолел все эти испытания, находясь в оппозиции и к власти, и к «революционному авангарду» как стилю, и к литературной среде, но при этом имел силы писать «в никуда» свой великий роман «Мастер и Маргарита».
Правда, у Булгакова была Елена Сергеевна, свято верившая в его гениальность и, видимо, посланная ему самой судьбой. Ведь когда два уже немолодых человека порывают каждый со своим устоявшимся семейным бытом, чтобы соединиться на неизвестность, - это любовь.
«За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?» - так начинается вторая часть романа «Мастер и Маргарита», подарившего Михаилу Булгакову вечность. Елене Сергеевне предназначено было стать и его вдохновительницей, и прототипом героини. «Она сулила славу, она подгоняла его и вот тут-то стала называть Мастером. Она нетерпеливо дожидалась обещанных уже последних слов о пятом прокураторе Иудеи, нараспев и громко повторяла отдельные фразы, которые ей нравились, и говорила, что в этом романе - ее жизнь», - писал автор о Маргарите.
Познакомились Булгаков и Елена Сергеевна в доме у общих знакомых в 1929 году. Она - благополучная жена крупного советского военачальника, к тому же и красавца, он - драматург, терпящий творческое крушение, когда под овации критики одна за другой убирались со сцены его пьесы. «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож!» - говорит Мастер в романе, а вот как вспоминает их встречу сама Елена Сергеевна: «Это была быстрая, необычайно быстрая, во всяком случае с моей стороны, любовь на всю жизнь».
Была не только любовь, был скандал с мужем, отцом ее двоих сыновей, был бурный разговор мужа с соперником, при котором, как в настоящих романах, фигурировал даже пистолет (к счастью, не пущенный в ход), был «домашний арест», выдержанный Еленой Сергеевной полтора года… «Но, очевидно, все-таки это была судьба, - вспоминала она много лет спустя. - Потому что когда я первый раз вышла на улицу, я встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: "Я не могу без тебя жить". И я ответила: "И я тоже". И мы решили соединиться, несмотря ни на что. И тогда же он мне сказал: "Дай мне слово, что умирать я буду у тебя на руках"… И я, смеясь, сказала: "Конечно, конечно…" Он сказал: "Я говорю очень серьезно, поклянись". И в результате я поклялась».
Роман, в окончательном варианте названный «Мастер и Маргарита», был начат еще до встречи с Еленой Сергеевной, в 1928 году, и назывался тогда «Черный маг» или «Копыто дьявола». Сюжетная линия о любви Мастера и Маргариты появилась позже - во второй части. Вообще же в романе три самостоятельных сюжетных пласта - Воланд, посетивший Москву и наделавший много шума, Мастер и Маргарита, а также «евангельские главы» о Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри, - сплавленные творческой волей автора в некое единство, что и по сей день доставляет много хлопот критикам: кто главный герой? не является ли эта книга апологией дьявола? каково «исповедание веры» самого Булгакова? и т.д.
Представляется, что ближе всех к разгадке основной мысли романа подошел Петр Палиевский: «Заметим: нигде не прикоснулся Воланд, булгаковский князь тьмы, к тому, кто сознает честь… Но он немедленно просачивается туда, где ему оставлена щель, где отступили, распались и вообразили, что спрятались: к буфетчику с "рыбкой второй свежести" и золотыми десятками в тайниках; к профессору, чуть подзабывшему Гиппократову клятву… Так или иначе, но все несомненнее выступает мысль: наглецы из компании Воланда играют лишь роли, которые мы сами для них написали… то самое, что другой русский писатель (Василий Розанов. - Л.К.) определил как "мы гибнем… от неуважения себя"».
Был ли Михаил Булгаков верующим человеком? Ответ можно найти у него самого. 5 января 1925 года Булгаков записал в дневнике: «Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера "Безбожника", был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».
Возможно, именно в это время и возник замысел романа, который, как мы помним, начинается с того, что поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный, обсуждал с редактором журнала Берлиозом свою поэму, где очертил «главное действующее лицо… то есть Иисуса, очень черными красками… Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем - простые выдумки…» Тут-то перед ними и возник Воланд со своей шайкой.
Булгаков писал «Мастера и Маргариту» двенадцать лет, последние вставки он диктовал Елене Сергеевне за две недели до смерти и взял с нее клятву, что роман она опубликует.
В сорок восемь лет его настигла та же болезнь, которая в этом же возрасте унесла из жизни отца - нефросклероз. Перед женитьбой Михаил Афанасьевич говорил Елене Сергеевне: «Я буду умирать тяжело». К сожалению, и здесь он оказался пророком. Перед смертью он ослеп, испытывал невыносимые боли, почти потерял речь, но Елена Сергеевна сдержала свою клятву - не отдала его в больницу. Он умер, держа ее за руку. Случилось это 10 марта 1940 года. Сдержала она и другую клятву - опубликовала его произведения.
Перед уходом Михаил Афанасьевич успел сделать важные для него распоряжения: послал свою сестру Лелю за Татьяной Николаевной, его первой женой, чтобы попросить у нее прощения (при расставании он сказал ей: «Меня за тебя Бог накажет» и, видимо, помнил это всю жизнь), но ее в Москве не оказалось, а также попросил своего друга Павла Сергеевича Попова отслужить по нему панихиду.
Михаил Афанасьевич Булгаков похоронен на Новодевичьем кладбище. До начала пятидесятых годов на его могиле не было ни креста, ни памятника. Елена Сергеевна не раз захаживала в прикладбищенскую мастерскую в поисках надгробной плиты и однажды заметила в яме среди обломков мрамора огромный черный камень. «Что это?» - поинтересовалась она у гранильщиков. - «Да Голгофа». - «Как Голгофа?» Ей объяснили, что на могиле Гоголя стояла Голгофа с крестом, пока к юбилею не поставили новый памятник. Камень этот, по преданию, выбрал в Крыму Иван Аксаков и привез в Москву на лошадях. «Покупаю», - не раздумывая, сказала Елена Сергеевна. Так гоголевская Голгофа стала надгробным памятником Булгакова.
Когда-то Михаил Булгаков писал Павлу Попову, вспоминая Гоголя: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью» По слову и сбылось.
Разделы: Литература
Цели урока:
- показать сложность и трагичность жизненного и творческого пути М. А. Булгакова,
- вызвать интерес к личности и творчеству писателя;
- развивать умение учащихся оформлять основные мысли в конспект.
Оборудование: презентация PowerPoint (Приложение 1 )
Ход урока
I. Оформление записи темы урока и эпиграфа в тетради.
Вступительное слово учителя:
Не так давно невозможно было представить себе, что произведения Михаила Афанасьевича Булгакова будут внесены в школьную программу по литературе XX века.
Булгаковский герой Воланд, обращаясь к Мастеру, заметил: “Ваш роман вам принесёт ещё сюрпризы” . Так произошло и с книгами самого Булгакова. Теперь, говоря о произведениях, созданных в 20 – 30-е годы XX века, мы не можем обойтись без “Белой гвардии”, “Собачьего сердца”, “Мастера и Маргариты”.
Ныне всё булгаковское до последней строчки опубликовано. Однако далеко не всё осмыслено и освоено. Современным читателям его романов, повестей, пьес суждено по-своему прочесть его творения и открыть новые ценности, таящиеся в их глубинах.
В жизни каждого талантливого человека есть вехи, которые определяют его судьбу. Возможно, сегодняшнее знакомство с Булгаковым заинтересует присутствующих его судьбой, личностью, творчеством; заставит по-другому взглянуть на некоторые произведения писателя и оценить их.
Ведь немногие знают, что всеми любимый фильм “Иван Васильевич меняет профессию” поставлен по пьесе Михаила Булгакова “Иван Васильевич”.
Эпиграфом к уроку я взяла слова самого Булгакова из его письма к Сталину: “На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя”.
Начнём наши уроки, посвящённые творчеству Михаила Афанасьевича, с короткого знакомства с его биографией, сложной судьбой его произведений.
II. Презентация биографии М.А. Булгакова – сообщение учащегося (или лекция учителя). Класс составляет краткий конспект лекции.
15 (3) мая 1891 года в Киеве в семье преподавателя духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова родился сын Михаил, старший из семерых детей Булгаковых.
Ни родословная, ни детские и юношеские годы самостоятельной жизни не предвещали такого будущего.
Семья Булгаковых – обычная провинциальная интеллигентная семья, навсегда останется для Михаила Афанасьевича миром тепла, интеллигентного быта с музыкой, чтением вслух по вечерам, праздником ёлки и домашними спектаклями. (слайд № 3) “Семья Булгаковых – большая, дружная, культурная, музыкальная, театральная” , – вспоминает жена младшего брата Михаила Булгакова. Эта атмосфера найдёт потом отражение в романе “Белая гвардия”, в пьесе “Дни Турбиных”.
Молодые снимают себе отдельную комнату.
Муж сестры Булгакова Вари, Леонид Сергеевич Карум, вспоминая о первой женитьбе Булгакова, пишет: (слайд № 11).
С началом первой мировой войны Михаил Булгаков вместе с женой работает в госпитале, затем уходит добровольцем на фронт, работает в прифронтовом госпитале, приобретая врачебный опыт под руководством военных хирургов.
В 1916 году заканчивает университет, (слайд № 12) получает диплом с отличием и отправляется в Смоленскую губернию земским врачом. Впечатления этих лет отзовутся в окрашенных юмором, печальных и ярких картинах “Записок юного врача”, напоминающих чеховскую прозу. Гражданская война застала Булгакова в Киеве. В это время он пытается заниматься частной практикой. Менее всего хочет быть вовлечён в политику. “Быть интеллигентом вовсе не значит быть идиотом”, – отметит он впоследствии. Но идёт 1918 год. Позднее Булгаков напишет, что насчитал в Киеве той поры четырнадцать переворотов. “Добровольцем он совсем не собирался идти никуда, но как врача его постоянно мобилизовывали: то петлюровцы, то Красная Армия. Вероятно, не по доброй воле он попал в деникинскую армию и был отправлен с эшелоном через Ростов на Северный Кавказ”. В его настроениях той поры, как отмечает В. Лакшин, громче всего одно – усталость от братоубийственной войны.
Из-за тифа Булгаков остаётся во Владикавказе, когда деникинцы отступают. Чтобы не умереть с голода, пошёл сотрудничать с большевиками – работал в подотделе искусства, читал просветительские лекции о Пушкине, Чехове, писал пьесы для местного театра. В мае 1921 года успешная постановка “Сыновей муллы” дала ему достаточно денег для отъезда из Владикавказа в Тифлис. В Тифлисе, а потом и в Батуми у Булгакова была возможность эмигрировать, но он остался в России. Булгаков принял решение поселиться в Москве, одном из главных литературных центров страны (слайд № 13). В Москву он прибыл в сентябре 1921 года после короткой остановки в Киеве. Со столицей оказались неразрывно связаны вся последующая жизнь и творчество Булгакова. Отныне он лишь на короткое время выезжал из Москвы на Кавказ, в Крым, в Ленинград, в Киев. Период странствий, перемены мест закончился.
Опыт недавних бурных лет Булгаков воплотил во многих своих произведениях, не только в ряде рассказов “Белой гвардии”, “Днях Турбиных”, “Беге”, но и в вершинном своем романе “Мастер и Маргарита”.
Первые два месяца в Москве Булгаков работал секретарем литературного отдела Главполитпросвета. Затем настали тяжелые месяцы безработицы. Писатель пытался сотрудничать в частных газетах, как грибы возникавших в эпоху нэпа, но, как правило, очень быстро прогоравших. Поступил он даже в труппу бродячих актеров. На всех перекатах судьбы Булгаков оставался верен законам достоинства: (слайд № 14). Эти слова находим в “Записках на манжетах” – книге, которая воспринимается как писательская автобиография.
Но по мере становления новой экономической политики жить становилось легче. С весны 1922 года он стал регулярно печататься в “Гудке”, “Красной газете”, “Смехаче” и других московских и ленинградских газетах и журналах.
В Москве в середине 20-х годов Булгаков становится довольно популярным. Его очерки и фельетоны регулярно публикуются в прессе. К октябрю 1924 года были уже закончены и “Записки на манжетах”, и “Дьяволиада”, и “Роковые яйца”. Повесть “Дьяволиада” со своим мистико-фантастическим сюжетом показывает, как хорошо М. А. Булгаков знал бюрократический быт Советской страны. В повести “Роковые яйца” автор говорит о невежестве, которое проникает в науку. Тему науки продолжит он и в “Собачьем сердце”. Повесть эту напечатанной Булгаков не увидит, впрочем, как и большинство своих произведений.
В 1925 году Булгакову удаётся опубликовать в московском журнале “Россия” две части из трех своего романа “Белая гвардия”, где писатель вновь обращается к драматическим событиям в Киеве на переломе 1918 и 1919 годов. После публикации романа к Булгакову обратился Художественный театр с просьбой написать пьесу по мотивам “Белой гвардии”. Так родились “Дни Турбиных”, поставленные в 1926 году и сделавшие имя автора знаменитым. Затем в будущем Вахтанговском театре была поставлена “Зойкина квартира”. Но ярких спектаклей Главрепетком терпеть не мог. И обе пьесы были сняты со сцены. Написанной в 1927 году пьесе “Бег” сулили успех не только актёры Художественного театра, но и М. Горький, но до сцены она вовсе не дошла, потому что автор прощал своего героя – белого офицера Хлудова, который за пролитую кровь был наказан собственной совестью.
В апреле 1924 года Булгаков разошелся с Татьяной Николаевной Лаппа. Она не имела каких-либо особых талантов или знакомств в литературно-театральных кругах, поэтому, как только Булгаков почувствовал себя писателем, он оставил ее, женившись на более интересной, с точки зрения круга литературных знакомств, Любови Евгеньевне Белозерской. (слайд № 15).
В начале января 1924 года на вечере, устроенном редакцией "Накануне" в честь Алексея Толстого в особняке Бюро обслуживания иностранцев в Денежном переулке, Белозерская познакомилась с Булгаковым. В своих воспоминаниях писатель Юрий Слезкин (1885- 1947) рассказывал об этом сближении: (слайд № 16).
Булгаков и Белозерская стали жить вместе в октябре 1924 года. Их брак был зарегистрирован 30 апреля 1925 года. В дневниковой записи в ночь на 28 декабря 1924 года Булгаков весьма откровенно отозвался о Белозерской: (слайд № 17).
Любовь Евгеньевна происходила из старинной аристократической семьи, была дворянского происхождения, окончила гимназию и балетную школу. Молодожены сменили три или четыре адреса в пределах Москвы, пока не сняли на Большой Пироговой дом 35 А, отдельную трехкомнатную квартиру. Если рассуждать объективно, то на брак с Любовью Евгеньевной Белозерской пришлось самое лучшее время Булгакова – драматурга и писателя. Он прогремел как автор “Дней Турбиных”, на которые во МХАТ ломилась вся Россия. Говорят, что сам Сталин пятнадцать раз бывал на этом спектакле.
Разрыв с Татьяной Николаевной Лаппа как бы подвел черту под “домосковским” этапом биографии. К тому времени, в 1922 году, в Киеве от тифа умерла мать писателя. Связи с прежним кругом оказались ослабленными. Брак с Любовью Евгеньевной Белозёрской вводит Булгакова в среду старомосковской интеллигенции, способствует его дружбе с людьми, близко стоявшими к Художественному театру.
Влечение к театру, впечатления от работы с актёрами лягут в основу “Театрального романа”, книги “Жизнь господина де Мольера”. В этих произведениях заявлена тема мастера, опередившего талантом своё время.
Эта тема станет основной в “Мастере и Маргарите” – последнем романе М. А. Булгакова, который он начал писать в 1928 году и работал над ним 12 лет, то есть до конца жизни, не надеясь опубликовать его. Последние вставки в роман он диктовал жене в 1940 году, за три недели до смерти.
В тридцатые годы не было поставлено ни одной пьесы Булгакова, в печати не появилось ни единой строки. Но он продолжает писать пьесы, сохраняя интерес к сатирической фантастике: “Адам и Ева” (1931), “Иван Васильевич” (1935 – 1936). К этому времени уже все талантливые, неординарные писатели получили ярлыки. Булгаков был отнесён к самому крайнему флангу, обзывался “внутренним эмигрантом”, “пособником вражеской идеологии”. И речь теперь шла уже не просто о литературной репутации, а обо всей судьбе и жизни. Затравленный, без средств к существованию, Булгаков написал безумное по смелости письмо Советскому правительству: (слайды № 18 – 19)
18 апреля 1930 года, на другой день после похорон покончившего с собой Маяковского (эти похороны поразили своей многолюдностью и, вероятно, в какой-то степени озадачили Сталина возможностью трагического исхода литературных судеб писателей), Сталин позвонил Булгакову (слайд № 20).
Ободрённый звонком, Булгаков только потом понял, что взамен взятой им назад просьбы об отъезде он не получил ничего, кроме зарплаты советского служащего. “Дни Турбиных” были возобновлены только в 1932 году. Больше ни одна пьеса не пошла на сцене при его жизни. Ни одной строки своей он не увидел более в печати.
…Алексей Толстой как-то сказал Булгакову в шутку, что писатель для достижения литературной славы должен жениться трижды. Эти слова оказались пророческими: в феврале 1929 года Булгаков познакомился с подругой Белозерской – Еленой Сергеевной Шиловской (слайд № 21), с которой у него завязался роман. В октябре 1932 года она стала третьей женой писателя. Развод Белозерской с Булгаковым произошел 3 октября 1932 года. Некоторое время он еще продолжал встречаться со своей второй женой, периодически оказывая ей материальную помощь.
Знакомство с Булгаковым наполнило жизнь Елены Сергеевны атмосферой игры, веселья, радости. В 1967 году она вспоминала об этом знакомстве, состоявшемся 28 февраля 1929 года. (слайд № 22).
В сентябре 1929 года Булгаков посвятил Елене Сергеевне повесть "Тайному другу" . В 1931 году об их связи узнал Е. А. Шиловский. Он заявил, что в случае развода детей не отдаст, и тем вынудил жену на время порвать с Булгаковым.
Возобновление отношений писателя с Еленой Сергеевной относится к сентябрю 1932 года. Сохранился отрывок булгаковского письма Шиловскому, датированный тем же числом (слайд № 23).
3 октября 1932 года брак Елены Сергеевны с Шиловским был расторгнут, а уже 4 октября заключен брак с Булгаковым. Сохранилась его шутливая записка, переданная на заседании в МХАТе режиссеру В. Г. Сахновскому (слайд № 24).
Детей Шиловские поделили. Старший Женя остался с отцом, младший Сережа – с матерью, и Булгаков полюбил его как родного. Е. А. Шиловский помогал жене и сыну, но с Булгаковым более никогда не встречался.
С осени 1936 года Булгаков переходит на службу в Большой театр. Он пишет либретто для опер, но и их судьба оказывается неудачной. Весной 1937 года он долго размышлял над новым письмом Сталину, но в атмосфере все усиливавшегося террора так и не решился написать его.
В сентябре 1938 года руководство МХАТа просит Булгакова написать пьесу о Сталине. Грядет юбилейный год в жизни вождя, на что театр не может не откликнуться. Булгаков дал согласие. Личность Сталина магнетически привлекала к себе внимание многих творческих умов. Как пишет друг писателя С. Ермолинский, “создатель “Белой гвардии” втайне уже давно думал о человеке, с именем которого было неотрывно связано все, что происходило в стране… В те годы окружающие его люди, даже самые близкие, рассматривали поступок Булгакова как правильный стратегический ход”.
Первоначально пьеса называлась “Пастырь”, затем “Батум”. Завершена была в июле 1939 года. 27 июля Булгаков прочел пьесу партийной группе МХАТа. Это чтение описано Еленой Сергеевной Булгаковой: (слайд № 25). Известие о запрете постановки пьесы, ожидание последствий, мучительные расчеты с самим собой – все это, по-видимому, спровоцировало быстрое развитие наследственной болезни – гипертонического нефросклероза.
С середины 1939 года врачи уже считали положение
Булгакова безнадежным. Несмотря на это, писатель
продолжал работать над романом “Мастер и
Маргарита”.
Третья жена писателя, Елена Сергеевна, послужила
главным прототипом Маргариты в романе "Мастер
и Маргарита". Там о любви главных героев
говорится так (слайд № 26).
В эпилоге романа появились знаменательные слова: “Он не заслужил света, он заслужил покой” . В. Лакшин отмечал, что “выбирая посмертную судьбу Мастеру, Булгаков выбирал судьбу себе”. Это его измученная душа жаждала покоя. Покоя достоин тот, кого не отягощают муки совести, память стыда. Булгаков скончался 10 марта 1940 года в 16 часов 39 минут, как записала в своем дневнике Елена Сергеевна. Когда Булгаков умирал, трое его друзей написали письмо Сталину, умоляя его позвонить писателю (слайд № 27): “Только сильное радостное потрясение… может дать надежду на спасение” . Друзья Булгакова хорошо знали, что первый звонок Сталина не принес ничего, кроме разрешения жить, но, тем не менее, они обращаются к Вождю за Чудом. Они верят, что голос Сталина может исцелить умирающего. Но Чуда не произошло…
Похоронили Михаила Афанасьевича Булгакова на Новодевичьем кладбище.
III. Заключительное слово учителя:
Характеризуя личность Булгакова, можно выделить такие качества, как независимость суждений, жизнестойкость в тяжёлых испытаниях, высокоразвитое чувство собственного достоинства, первоклассный юмор, искусство быть во всех случаях самим собой.
Разумеется, талант художника был у Булгакова, что называется “от Бога”. А уж то, какое этот талант получил выражение, во многом определялось и обстоятельствами окружающей жизни, и тем, как складывалась судьба писателя.
Все факты биографии изложены самим писателем в его произведениях.
О том, чем наполнена была его жизнь в смоленской глухомани, можно узнать из цикла рассказов “Записки юного врача”.
О киевских событиях – из романа “Белая гвардия”.
О начале новой жизни в Советской России – из повести “Записки на манжетах”, но это темы следующих уроков.
IV. Запись домашнего задания.
Использованная литература:
- Боборыкин В. Г. М. А. Булгаков. М.: Просвещение, 1991.
- Лакшин В. Мир Булгакова // Литературное обозрение. 1989. № 10-11.
- Сайт в Интернете “Булгаковская энциклопедия”. bulgakov. ru.
С некоторых пор каждый год в марте в России вспоминают две смерти: И. В. Сталина (5.03.1953) и М. А. Булгакова (10.03.1940)
Отношения между вождем и автором романа «Мастер и Маргарита», как и все, что связано с их именами, всегда вызывают особый интерес. Однако то, что открылось недавно в недрах политических архивов, явно переворачивает все господствующие на их счет представления
Сталин постоянно и пристально следил за творчеством Михаила Булгакова. Подтверждением тому сталинский ответ 2 февраля 1929 г. на «революционное письмо», отправленное в декабре 1928 г. членами объединения «Пролетарский театр». Впервые назовем их поименно, чтобы отныне знали все, кто начал травлю Булгакова. Это: В. Билль-Белоцерковский (драматург), Е. Любимов-Ланской (режиссер, директор Театра им. МГСПС), А. Глебов (драматург), Б. Рейх (режиссер), Ф. Ваграмов (драматург), Б. Вакс (драматург и критик), А. Лацис (теаработник и критик), Эс-Хабиб Вафа (драматург), Н. Семенова (теаработник и критик), Э. Веский (критик), П. Арский (драматург).
Эти «борцы за настоящее искусство» писали: «Уважаемый товарищ Сталин! (…) Как расценивать фактическое «наибольшее благоприятствование» наиболее реакционным авторам (вроде Булгакова, добившегося постановки четырех явно антисоветских пьес в трех крупнейших театрах Москвы; притом пьес, отнюдь не выдающихся по своим художественным качествам, а стоящих в лучшем случае на среднем уровне)?»
На прямо поставленный вопрос Сталин ответил не менее прямо: «Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает».
При этом Сталин разъяснял жаждавшим расправы над Булгаковым: «Что касается собственно пьесы «Дни Турбиных», то она не так уж плоха, ибо она дает больше пользы, чем вреда». Потому что благодаря Булгакову весь мир, смотрящий эту пьесу, убеждается, что «даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным…»
«Я бы не имел ничего против «Бега»
Больше того, Сталин вопреки ожиданиям «борцов за настоящее искусство» решается поддержать и новое произведение Булгакова «Бег», говоря: «…Я бы не имел ничего против постановки «Бега», если бы Булгаков прибавил к своим восьми снам еще один или два сна, где бы он изобразил внутренние социальные пружины гражданской войны в СССР, чтобы зритель мог понять, что все эти по-своему «честные» Серафимы и всякие приват-доценты оказались вышибленными из России не по капризу большевиков, а потому, что они сидели на шее у народа (несмотря на свою «честность»)…»
Тех же, кто был настроен и дальше травить таланты, подобные Булгакову, Сталин пытается привести в чувство следующими словами: из этого, конечно, не следует, что тот или иной представитель искусства «не может исправиться, что он не может освободиться от своих ошибок, что его нужно преследовать и травить даже тогда, когда он готов распроститься со своими ошибками, что его надо заставить таким образом уйти за границу».
Естественно, эти слова Сталина не могли не дойти до Булгакова. Тем не менее вопрос о поездке (а может быть, и эмиграции) за границу для него, ни разу не покидавшего Родину, встал тогда, как никогда, остро.
Почему Булгаков хотел уехать из России?
Николай Хмелев в роли Алексея Турбина
Не может не возникнуть вопрос: почему еще вчера успешный драматург и писатель вдруг захотел уехать из страны хотя бы на время?
Ответ прост: менее удачные собраться по искусству под видом борьбы за коммунистическую чистоту литературных рядов, а на самом деле в борьбе за место под солнцем организовали против Булгакова общий фронт и сумели сделать так, что перестали его печатать и ставить его пьесы.
Булгаков какое-то время пытался биться сам, но против такой «творческой братии» один в поле не воин! Маяковский и тот, затравленный этой «братией» до предела, вынужден был пустить в себя пулю. Булгаков же стал писать во все инстанции: дескать, если я со своим творчеством не нужен в СССР, то… хотя бы отпустите туда, где могу пригодиться!
Однако ответом было молчание до тех пор, пока, видимо, напуганные самоубийством Маяковского (14 апреля 1930 г.), «идейные функционеры» не передали письмо Булгакова от 28 марта 1930 г. с этой просьбой Сталину, который 18 апреля сам позвонил писателю. После чего судьба Булгакова начала заметно налаживаться: сразу нашли хорошую работу, стали возвращать на сцену пьесы (в том числе и сомнительный «Бег»), делать новые литературные заказы и даже выдали разрешение на выезд за границу…
И тут случилось непредвиденное! Много на этот счет домыслов. Но, видимо, пришло время рассказать то, на что до сего дня не хотели обращать внимание, рассказать, что и как было в действительности.
Тайная переписка вождей
В связи с этим особый интерес представляет прежде всего рассекреченный недавно документ, появившийся при следующих обстоятельствах.
…30-е годы - время, когда вопреки всему, что говорилось об СССР (про голод и репрессии), в страну возвращались знаменитые эмигранты и стремились в нее на постоянное жительство передовые люди Европы, Азии и Америки. Однако в СССР тогда были и те (а среди них и Булгаков), кто, напротив, хотел бы выехать из страны, но кого из страны не выпускали! Вот как это выглядело в тайной переписке вождей.
В 1935 г. Александр Щербаков, поставленный от партии курировать деятельность советских писателей, сообщал Сталину о поэте Илье Сельвинском:
«…Сельвинский… заявил: «…А что мне не верят, свидетельствует тот факт, что не дают возможности на месяц за границу съездить».
О поездке за границу ставят вопрос многие (В. Иванов, Леонов, Слонимский и др.). Леонов говорит: «…За границу едут инженеры, архитекторы, повара, боксеры, легкоатлеты. Писателю поехать трудно».
Т. Ст. Воевать нам придется. Писателей надо к этому готовить. Я двигаю вопрос о посылке части писателей за границу - не потому, что им хочется (они как раз могут и не попасть), а для того, чтобы они лучше изучили «соседей». Для этой цели следовало бы строго отобрать человек 10 - 15 писателей».
На лето 1935 года был намечен Международный конгресс писателей в Париже. Даже среди ведущих советских литераторов возникла обычная по такому случаю склока: кому важнее поехать?!
Михаил Булгаков (третий слева в первом ряду) с актерами МХАТа после спектакля «Дни Турбиных».
Многое решал Горький, однако последнее слово было за Сталиным. В связи с этим примечательны следующие (явно обидные для Булгакова) строки из письма Щербакова Горькому от 15 мая 1935 года: «Шолохов попросил т. Сталина освободить его от поездки в Париж. И. В. дал согласие и предложил наметить другого кандидата».
Булгаков в этот список не попал. Шолохов со своим антисоветским «Тихим Доном» отказался, а автор нравившейся Сталину пьесы «Дни Турбиных» не попал даже в список, хотя очень хотел… Чтобы понять, почему так обошлись с Булгаковым, обратимся к некоторым неизвестным или замалчиваемым эпизодам его биографии.
До Маргариты «Мастер» жил в Кремле
Начну с маленького открытия: изучая недавно архивные документы 20 - 30-х годов, с большим удивлением узнал, что Михаил Булгаков назвал свой главный роман «Мастер и Маргарита» потому, что в те годы в Москве «Мастером» звали… Сталина!
Впрочем, не знают об этом, как выяснилось, и литературоведы. Между тем Булгаков находился тогда под таким впечатлением от личности Сталина, что в одном сугубо личном письме признался: «В самое время отчаяния… мне позвонил генеральный секретарь… Поверьте моему вкусу: он вел разговор сильно, ясно, государственно и элегантно. В сердце писателя зажглась надежда…»
Трудно сказать, кто первым назвал Сталина «Мастером»… Бухарин ли, подразумевавший
под этим, вероятнее всего, «Мастера революции»? Троцкий ли, с юности мечтавший раскрыть тайну «Мастера масонства»? Или… еще кто-то?! Только до того, как между собой вожди стали звать Сталина «Хозяин», они звали его «Мастер»!
Вот как про это осенью 1928 г. (именно в 28-м Булгаков начал «Мастера и Маргариту») писал Троцкий Раковскому: «Мы с тобой достаточно знаем Мастера…». Или: Бухарин сообщает, «что разногласия с оппозицией (Зиновьевым и Каменевым) были ничтожны по сравнению с теми разногласиями, которые отделяют тройку (Бухарина, Рыкова и Томского) от Мастера…». Или: «О шашнях Коли с двумя мушкетерами (Бухарина с Зиновьевым и Каменевым) в Москве говорят совершенно открыто. Мушкетеры, однако, воздерживаются, ожидая за это поощрения от Мастера».
Для узнавших, кто в действительности был прообразом «Мастера», и весь роман «Мастер и Маргарита» будет читаться теперь по-иному!
Трудно сказать, что именно хотел показать своим романом Булгаков «Мастеру»-Сталину, который в молодости сам всерьез подумывал стать поэтом или писателем. Вождь поражал Булгакова своей начитанностью. Уже тогда ходили легенды, что Сталин - один из самых читающих, если не самый читающий человек в мире. Эти легенды уже в наши дни нашли свое подтверждение в исследованиях ученых, которые, изучая личную библиотеку Сталина, обнаружили примерно в 20 тысячах книг его многочисленные собственноручные заметки на полях. Что означает: он действительно прочитывал не менее одной книги в день - при скорости чтения от 60 до 120 страниц в час!
Скажем, если вы читаете одну книгу в месяц, то за год вы прочитаете 12 книг и 700 - 800 книг за всю жизнь (за 60 лет). А Сталин прочитал, по разным данным, 15 - 20 тысяч!
Все это способствовало тому, что Сталин и Булгаков быстро нашли общий язык. Причем настолько, что вождь сам предложил: «Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами».
Однако встреча не состоялась, и телефонных звонков больше не было! Большой разговор, в котором Сталин, судя по всему, рассчитывал склонить Булгакова на переход в число своих сторонников, был отменен…
Булгаков никак не мог понять: что могло бы помешать продолжению так многообещающе начавшегося знакомства? Позже (26.07.1931) в письме Вересаеву он так и напишет: «Год я ломал голову, стараясь сообразить, что случилось? Ведь не галлюцинировал же я, когда слышал его слова? Ведь он же произнес фразу: «Быть может, Вам действительно нужно уехать за границу?..» Он произнес ее! Что произошло? Ведь он же хотел принять меня?..»
А перед этим письмом Вересаеву 30 мая 1931 года он написал Сталину: «…хочу сказать Вам, Иосиф Виссарионович, что писательское мое мечтание заключается в том, чтобы быть вызванным лично к Вам. Поверьте, не потому только, что вижу в этом самую выгодную возможность, а потому, что Ваш разговор со мной по телефону в апреле 1930 года оставил резкую черту в моей памяти… Я не избалован разговорами. Тронутый этой фразой (Вы сказали: «Может быть, Вам действительно нужно ехать за границу…»), я год работал не за страх режиссером в театрах СССР».
Почему же Сталин вдруг прервал отношения? Причины оказались такими же обычными, какими они были во все времена: ложь, дурные слухи, клевета, травля и способствующие им стечения обстоятельств.
В ход шло все!
Травля, обозначившаяся особенно четко после «революционного письма» Сталину, завершилась тем, что вопреки предостережениям вождя гонители булгаковского таланта еще ожесточеннее стали добиваться и добились-таки в конце концов к июлю 1929 г. устранения его пьес из всех советских театров! А чтобы Сталин не реагировал на жалобы Булгакова, использовали подлый прием: вождю ненавязчиво, но систематически стали сообщать: дескать, на слова Михаила Афанасьевича всерьез реагировать не стоит, потому что он (Булгаков) - обычный душевнобольной человек…
Одно из подтверждений подобных заявлений можно найти даже в записке хорошо относившегося к Булгакову начальника Главискусства РСФСР А. И. Свидерского, в которой 30 июля 1929 г. он написал в ЦК следующее: «Я имел продолжительную беседу с Булгаковым. Он производит впечатление человека затравленного и обреченного. Я даже не уверен, что он нервно здоров. Положение его действительно безысходное. Он, судя по общему впечатлению, хочет работать с нами, но ему не дают и не помогают в этом…»
К сожалению, таким впечатлениям способствовал и сам Булгаков, писавший друзьям, знакомым и вообще во все инстанции, в том числе и Сталину, что «серьезно болен» - страдает сильными психическими расстройствами. Так, 30 мая 1931 г. он решается сообщить следующее: «Многоуважаемый Иосиф Виссарионович! С конца 1930 года я хвораю тяжелой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски, и в настоящее время я прикончен. Я страдаю припадками страха в одиночестве…»
В. Вересаеву (22.07.1931) он признается, что склонялся к самоубийству: если бы вы не пришли и не подняли мой дух, я был уже готов «поставить точку, выстрелив в себя…». И Станиславскому (6.08.1930) он признается, что был в Крыму, «где я лечил мои больные нервы…».
Между тем проблемы со здоровьем у Булгакова наметились еще в 1923 г., что, разумеется, тоже доложили Сталину. Сам же Михаил Афанасьевич написал тогда про это так: «Живу я как сволочь - больной и всеми брошенный…» Не лучше оценивал он свое состояние и летом 1926 и 1929 гг.: «Я сейчас, испытывая головные боли, очень больной, задерганный и затравленный… доведенный до нервного расстройства…»
Естественно, все это особенно осложнилось после травли, которую поначалу не смог предотвратить даже Сталин, о чем Булгаков сообщил 3 сентября 1929 г. Горькому следующими словами: «Все запрещено, я разорен, затравлен, в полном одиночестве».
Положение начало меняться только после уже упоминавшегося телефонного звонка Сталина 18 апреля 1930 г. Уже на другой день «М. А. пошел в МХАТ, и там его встретили с распростертыми объятиями», но, судя по всему, затаив злобу до удобного случая. Уже 10 мая 1930 г. мхатовское руководство любезно предложило жившему впроголодь, тонущему в долгах Булгакову написать заявление о приеме на работу режиссером. И он, не изощренный в бюрократических манерах, написал: «Прошу принять меня и зачислить в М.Г.Х.Т.».
Однако, видимо, чтобы урезать возможности Булгакова для связи с высоким руководством, с ним поступили так, что он вынужден был (1.06.1930) сказать: «У меня сняли телефон и отрезали таким образом от мира»…
Медвежья услуга заграницы
Но и это было еще не все: началось самое страшное - дурные (в том числе и политические) слухи, которые не могли не дойти до Сталина.
7 августа 1930 г. не вылезавший из долгов Булгаков так информировал об этом жившего в Париже родного брата Николая: «Даже в Москве какие-то сукины сыны распространили слух, что будто бы я получаю по 500 рублей в месяц (тогда это были большие деньги. - Прим. авт.) в каждом театре. Вот уже несколько лет, как в Москве и за границей вокруг моей фамилии сплетают вымыслы. Большей частью злостные». Действительно, до Сталина, пожелавшего встретиться с Булгаковым для большого разговора, стали доходить такие слухи, что о встрече не могло быть и речи. Дошло до того, что начали шушукаться: дескать, Булгаков не только душевнобольной, но и… «морфинист», который не представляет уже жизни без наркотиков!
Дескать, Булгаков «одержим одним желанием - уехать за границу». Дескать, он передал за кордон пьесу «Зойкина квартира», которую недавно запретили показывать в советских театрах и которую Булгаков специально переделал по запросам Запада, для чего представил в самом черном свете святые для каждого советского человека образы Ленина и Сталина…
Узнав, что заграничные «переводчики» действительно исказили в таком духе пьесу «Зойкина квартира», Булгаков 31 июля 1934 г. обратился с письмом на Запад: «В первую очередь прошу Вас исправить то искажение моего текста, которое находится в первом акте… Слова «Сталин» у меня нигде нет, и я прошу вычеркнуть его. Вообще, если где-нибудь еще по ходу пьесы вставлены имена членов Правительства Союза ССР, я прошу их вычеркнуть, так как постановка их совершенно неуместна и полностью нарушает мой авторский текст». И еще: «Абсолютно недопустимо, чтобы имена членов Правительства Союза фигурировали в комедийном тексте и произносились со сцены». «Я надеюсь, что тут нечего долго объяснять, насколько неуместно введение фамилий членов Правительства СССР в комедию».
…Однако требовать все это было уже слишком поздно: Сталин был шокирован всем тем, что узнал о Булгакове. Чтобы распространить слухи - достаточно дня, но чтобы их развеять - не хватает порой и целой жизни! А ведь все шло к тому, что перед Булгаковым начинали открываться все дороги и двери. Ах! Если бы не эти «переводчики»…
В конце апреля 1934 г. Булгаков подал заявление, в котором «испрашивал разрешение на двухмесячную поездку за границу, в сопровождении… жены Елены Сергеевны Нюренберг-Булгаковой» (кстати, она показала пример - какой должна быть настоящая, до конца верная жена писателя!). И уже 17 мая ему сообщили, что «относительно вас есть распоряжение» и что платить за паспорта не надо, так как для вас «паспорта будут бесплатные»… и буквально завтра! Но… неожиданно выдачу паспортов стали откладывать со дня на день, а 7 июня вдруг без объяснений было заявлено, что «в паспортах отказано»… Причем Булгакову сказали: «Вы сами понимаете, я не могу вам сказать, чье это распоряжение…»
Так между Булгаковым и Сталиным «пробежала черная кошка», доставленная советской разведкой, осведомленной во всем, что готовилось против СССР на Западе…
Накрылась после этого и постановка пьесы «Бег» во МХАТе, которую начали готовить к представлению после отрезвляющего письма Сталина группе Билль-Белоцерковского. А ведь были все надежды, что она выйдет, о чем еще 14 сентября 1933 г. Булгаков написал в Париж брату Николаю следующее: «В «Беге» мне было предложено сделать изменения (см. выше предложение Сталина на этот счет! - Прим. авт.). Так как изменения эти вполне совпадают с первым моим черновым вариантом и ни на йоту не нарушают писательской совести, я их сделал».
…Так Сталин разочаровался в Булгакове. Так Булгаков разочаровался в Сталине. Так комедия, которую устроили «собратья» Булгакова по литературе, превратилась в трагедию… для автора романа «Мастер и Маргарита».
Правда, на исходе жизни Булгаков попытался сделать шаг навстречу Сталину, написав к его 60-летию в 1939 г. пьесу «Батум» о революционном прошлом молодого Сталина. Но Сталин ее не принял. Впрочем, не без ведома Сталина Фадеев навестил тяжелобольного Булгакова примерно за месяц до смерти и обсудил с ним возможность «поездки на юг Италии для выздоровления»…
Как-то в связи с минувшей Вальпургиевой ночью и приближащимся днем рождения Мастера, все чаще стали поминать Михаила Афанасьевича Булгакова и его бессмертные произведения.
А мне почему-то захотелось приглядеться к истории его женщин - трех его жен:
1. Татьяны Лаппы
2. Любови Евгеньевны Белозёрской
3. Елены Сергеевны Булгаковой (Шиловской)
Булгаков любил женщин огромной жизненной силы. Первая его жена - Татьяна - прожила почти 90 лет. Вторая - Любовь - более 91. Третья - Елена - сменила двух мужей, но она все не находила себе места в роскошной квартире супруги крупного советского военноначальника. Ей нужен был выход неизрасходованных душевных и творческих сил - ей нужен был свой Мастер!
Все три были практически его ровесницами: Татьяна была младше его на год, Любовь - на четыре года, Елена - на два.
Все три были его музами, а порой - и ангелами-хранителями в сложные периоды жизни.
Татьяна не дала ему умереть от пристрастия к морфию, помогла ему пережить годы Первой мировой, а зачем ужасы Гражданской войны, скитания по опустошенной России. Она выходила его, больного тифом, и пережила с ним первые голодные годы послереволюционной разрухи.
Любовь, имея широкие знакомства в театральной и литературной среде, немало поспособствовала его продвижению, как писателя и драматурга, его писательской карьере.
Елена, пережила с ним сталинские гонения и последние, самые тяжелые годы его жизни - годы болезней, депрессий и постепенного ухода. Она была его машинисткой, литредактором, администратором, архивариусом и в итоге - биографом. Именно ей он, надиктовывал свои произведения тех лет и главный роман своей жизни. Именно она, после смерти Михаила хранила и издавала невышедшие при его жизни произведения...
Каждая из них ради Михаила бросила что-то в своей жизни - противящихся свадьбе родителей, прежнего супруга, богатую и устроенную жизнь. Каждая из них жертвовала чем-то в своей жизни ради жизни с Мастером и его творчества.
А порывистый и нерациональный Михаил бросал в конце концов каждую из них, чтобы уйти в объятия следующей, более актуальной на данном жизненном этапе женщины - будь то очередная жена или болезнь и смерть...
Не знаю, почему мне захотелось взглянуть на жизнь Михаила Афанасьевича именно под этим углом. Но почему-то мне видится здесь история про увлекающегося и немного инфантильного творца - бросающего в костер (нет, пожалуй, даже в ядерный реактор) своего творчества и свою жизнь, и жизни тех, кто его любил. История про творческий эгоизм, который постоянно требует новых жертв, подпитки энергией и любовью близких людей, которым он никогда не сможет отплатить тем же...
Никому из своих женщин Булгаков не подарил детей (если не считать нескольких абортов), вся его творческая энергия ушла только в слова любви, красивые письма с любовными признаниями и художественные строки его произведений...
Но с другой стороны, остановись Мастер в своем безудержном беге, пожертвуй своим творчеством, чтобы осчастливить до конца хотя бы одну из своих любимых женщин, боюсь, тогда бы мы не узнали Булгакова таким, каким мы знаем его сейчас. А может быть и не узнали бы его совсем...
P.S. Ну и еще, разбираясь в истоках его трагедии, образов Мастера и Иешуа, пожалуй, стоило бы проследить постепенную и болезненную трансформацию выходца из рода потомственных священников и богословов дореволюционной России, белогвардейского полевого врача и беглеца от новой власти - в советского писателя и фельетониста авангардных 1920-х, а потом и сталинских 1930-х годов. Но это уже, наверное, будет совсем другая история...
